С. Ю. Витте

Витте был патриот, любил русский народ, хотя и недостаточно знал его. В воззрениях Витте проскальзывали славянофильские черты – наследие Фадеевых: мать его была сестрой известного публициста – славянофила генерала Фадеева, автора нашумевшей книги «Чем нам быть?». Под этим влиянием у Витте слагается твердый монархический образ мыслей. Всем памятна его записка о земстве, которое он считал несовместимым с самодержавием, предвидя, впрочем, совершенно основательно, что при широком развитии общественных учреждений и при выходе их деятельности за узкие, предуказанные им законом рамки они приведут к ограничению самодержавной власти. Абсолютистские мировоззрения Витте едва ли можно считать несовместимыми с известной запиской государю о положении России – предтечей Манифеста 17 октября 1905 г. – и с самим этим манифестом. Сам Витте не считал, что с изданием манифеста и Основных законов, с учреждением народного представительства самодержавие действительно прекратило свое существование. Он продолжал рассматривать императора как неограниченного монарха. Об этом он заявлял неоднократно по различным поводам. В народном представительстве он видел лишь помощь самодержавной власти и гарантии от ошибок, а в манифесте – средство успокоения взбаламученного народного моря, по-видимому не отдавая [себе] отчета во всех политических последствиях принятых на себя верховной властью обязательств.

Полугодовой опыт пребывания на посту председателя Совета министров должен был привести Витте к убеждению, что зажатый между девятым валом революционной волны и сатрапством П. Н. Дурново, поддерживаемого Царским Селом, он у кормы удержаться не может. С одной стороны, народное движение приобретало явно революционный характер и уже не удовлетворялось одними политическими формулами, с другой – так называемый «солидарный кабинет» фактически был упразднен произволом министра внутренних дел, у которого в одном кармане зверки[121] для запугивания слабой воли, а в другом – полная carte blanche для отражения народного напора жестокими мерами. И вот Витте дрогнул. Он искренно признается государю, что ошибся в оценке подготовленности народа к участию в государственных делах через своих избранников…

По натуре сам неограниченный и властный, Витте, так сказать, органически принадлежал самодержавию. «Я» и все личное стояло у него на первом плане. Витте был резко выраженной индивидуальностью. Общественность в его глазах была необходима либо для нащупывания пульса и установления диагноза, чтобы затем сообразить необходимый образ действии, или для собирания и освещения фактов, относящихся к огромному и пестрому государству, дабы в порядке управления не наделать грубых ошибок. Иначе говоря, роль общественности чисто вспомогательная. «Аз есмь абсолют, альфа и омега» – это было заложено во всем существе Витте. В исторической сменяемости могут прокидываться[122] и очень плохие автократы, но это прежде всего символ, и пред ним chapeau bas[123]. Засыпать пропасть между всею монархической природой Витте, его основными воззрениями на властвующую личность в историческом процессе, с одной стороны, и совокупность его действий под общим флагом 17 октября 1905 г., – с другой, удастся лишь после детального анализа лиц и событий той эпохи. 17 октября вынесло Витте на вершину н принесло ему бессмертие, но Витте все же не предугадывал дальнейшего хода событий. Он растерялся и от размаха, и от характера движения. Ловкой дипломатии и хитроумной тактики было уже тут недостаточно…

При сильном и ярком уме Витте в моральном отношении не отличался ни твердостью, ни устойчивостью. По нравственному масштабу его надо отнести к mixtum compositum – к соединениям сложного типа, составные части которого распознаются лишь путем тонкого анализа и чувствительными реактивами. В нем уживались самые расходящиеся моральные черты: великодушие с его оборотной стороной, доверчивость и подозрительность, скрытность и экспансивность, граничащая с болтливостью, добродушие и жалость к людям с эгоизмом и даже жестокостью, серьезность умного и вдумчивого человека рядом с наивностью. Вот почему суждения о нравственной природе Витте так противоречивы: берется не вся совокупность черт, определяющих общую физиономию, а отдельные, часто случайные проявления внутреннего мира, притом оцениваемые по субъективной мерке, нередко в зависимости от результатов их приложения к данному лицу или случаю. К тому же не всегда делается различие между индивидуальной и общественной нравственностью, между моральными требованиями к частному лицу и государственному деятелю. Границы между этими категориями не были вполне ясны и для С. Ю. Витте. После похорон убитого министра внутренних дел Д. С. Сипягина Витте поставил мне такой вопрос:

– Объясните мне, почему искреннее сожаление о насильственной смерти Д. С. Сипягина было у очень немногих, да, пожалуй, только у государя и у меня?

Я попытался объяснить, насколько мог.