С любовью, Энтони

Где-то в глубине дома звонит телефон. Доктор Кэмпбелл продолжает преспокойно пить свой кофе, как будто ничего не слышит. Все трое сидят в молчании. Телефон перестает звонить. Все трое сидят в молчании.

— Она постоянно была мной недовольна. Я не помню, когда я в последний раз пришел домой и она была рада меня видеть.

— Ты приходишь домой в два часа ночи! Я в это время обычно сплю, Джимми. Прости, что не вскакиваю и не мчусь каждый раз встречать тебя у двери с тапочками в зубах и сигарой.

— Ты с трудом переносила мое присутствие еще до того, как я устроился в бар.

— Ты не работал. Я с трудом переносила тот факт, что ты не работаешь. Ты целыми днями слонялся по дому в плохом настроении, разводя повсюду свинарник, который мне приходилось убирать, как будто у меня и без того мало дел по дому. Как будто ты живешь в отеле, а я уборщица.

— Все в этом доме должно быть в точности так, как она считает правильным. Все должно быть идеальным. Но я не идеален, Бет. Идеальных мужчин не существует.

— А я и не ищу идеального, Джимми. Меня вполне устроит нечто среднее между недовольным жизнью изменщиком и идеалом.

Он ничего не отвечает. Она скрещивает руки на груди и принимается болтать ногой, довольная, что последнее слово осталось за ней.

— Ладно, Джимми. Давайте вернемся к нашему обсуждению, — говорит доктор Кэмпбелл, мягко возвращая их обоих к нужной теме, как будто он родитель, а они два дошкольника. — Вы чувствовали себя нежеланным и несчастным. Вы говорили с Бет о том, какие чувства испытываете?

— Нет, но это и так было очевидно.

— Может, да, а может, и нет. Не говоря Бет о своих чувствах, вы не дали ей шанса ни помочь вам, ни что-либо изменить. Вы должны говорить ей о своих потребностях, быть откровенным, давать Бет возможность понять, что с вами происходит. К несчастью, мы, люди, не умеем читать чужие мысли.

Джимми кивает.

— Бет, вы были недовольны Джимми?

— До того, как я узнала, что он мне изменяет?

— Да.

— Ну да, а кто на моем месте не был бы недоволен? После того как он перестал заниматься ловлей гребешка, он нигде не работал. Его довольно трудно было выносить.

— Ну так и ты тоже не слишком меня поддерживала, — говорит Джимми.

— В каком смысле? Как это я тебя не поддерживала?

— Как только мы встречали кого-то знакомого, ей непременно надо было сразу же всем рассказать, что я бездельник.

— Я никогда такого не говорила. Я упоминала об этом при других людях только ради того, чтобы они знали, к кому обращаться, если у них будет какая-нибудь работа.

— А ты? Я что-то не видел, чтобы ты сама искала какую-то работу, чтобы помочь нам удержаться на плаву.

— Я обращалась во все газеты. Ни в одной из них не было вакансий. И я работала, если ты забыл. Я присматривала за летними домиками.

— Это приносило от силы пару сотен долларов в месяц. Это не работа.

— А что еще мне здесь делать, Джимми? Я бросила всю свою жизнь пятнадцать лет тому назад ради того, чтобы выйти за тебя замуж, родить тебе детей и жить на этом богом забытом острове! Я собиралась пойти учиться и стать писателем!

— Я никогда не требовал от тебя бросить писать.

Когда Грейси была малышкой, а Софи с Джессикой еще не ходили в школу, Бет порой даже душ принять было некогда, не то что написать что-нибудь для души. Пожалуй, именно тогда все ее тетради с эссе и рассказами и переехали на чердак. У нее не было ни времени, ни сил. Но девочки выросли и стали более самостоятельными. Они пошли в школу, и времени на то, чтобы принять душ, у Бет стало в избытке. И сил, и времени на то, чтобы вернуться к писательству, у нее хватало, но она не вернулась. Что-то ей мешало, но это был точно не Джимми.

— Ну, теперь я снова пишу, — сообщает она таким тоном, как будто это угроза.

— Думаешь, я всю жизнь мечтал стать барменом?

— Тебе нравится это занятие.

— Поначалу оно мне совсем не нравилось. И даже сейчас я предпочел бы ходить в море.

— А я предпочла бы, чтобы мой муж не трахался с официанткой.

Ее голос звучит глухо и дрожит от гнева. Она смаргивает слезы. Ну почему она сразу же начинает плакать каждый раз, когда злится? Как будто в ее эмоциональной проводке перепутаны провода. Сердце у нее колотится от гнева, пылающее лицо чувствует этот гнев, разум понимает причины этого гнева, а ее глаза собирают всю эту информацию и делают вывод: «Ей грустно. Включаем слезы». Это просто невыносимо.

— Я очень об этом сожалею, — говорит Джимми.

— И правильно делаешь.

— Этот роман уже закончен? — спрашивает доктор Кэмпбелл.

— Да. Она хотела, чтобы я развелся и женился на ней, но я не собирался этого делать. Все это было огромной ошибкой с моей стороны. Там все кончено, честное слово, и это никогда больше не повторится. Бет, я не хочу тебя потерять.

— Бет, вы ему верите?

Бет задумывается. Она не знает, что думать. Ей хотелось бы верить, что теперь он выходит из «Солта» в одиночестве, отправляется прямиком в квартиру своего друга Гарри, спит в одиночестве в гостевой спальне у Гарри до полудня, день проводит в угрызениях совести из-за того, что он сделал, а вечером снова идет на работу.