С любовью, герцог

Хоксторн немного подождал, давая ему время устроиться на ночлег, а сыщики подошли ближе, сжимая кольцо. И тут один из сыщиков задел носком сапога невесть откуда взявшийся круглый камешек, и тот с шумом покатился по мостовой. Всколыхнулся прибитый к ступеньке парусиновый полог, и в следующее мгновение мальчишка пулей вылетел из норы и бросился бежать. Хоксторн оказался ближе всех к норе и успел схватить беглеца за полу куртки, но, наученный горьким опытом, без промедления перехватил поперек туловища и крепко прижал к себе.

Фарли так закричал, что оглушил и Хоксторна, и его помощников, стал отбиваться, но силы были явно не равны. Герцог чуть ослабил хватку, чтобы мальчишка перестал вопить, и тихо сказал:

– Драться со мной бесполезно, воришка, к тому же я тут не один.

Когда к ним подошли сыщики, Фарли затих и обмяк, и Хоксторн разжал тиски. Когда мальчишка повернулся к нему лицом, он едва не лишился дара речи. Оба глаза его опухли, а один и вовсе не открывался, все лицо было в синяках, губы разбиты и кровоточили. Фарли держался за левый бок и болезненно морщился при каждом вздохе.

– Проклятье! Что с тобой случилось? – Хоксторн сделал отмашку сыщикам, чтобы отошли подальше.

– Ничего! – завопил Фарли. – Оставь меня в покое, ты, фанфарон!

– Только не говори, что бежал и ударился лицом о фонарный столб. Кто тебя изукрасил? Говори! – приказал герцог.

– Вам-то какое дело? Вы все равно меня ненавидите.

– Мне никогда не нравилось твое поведение, а не ты лично, – возразил Хоксторн. – И, черт возьми, больше всего мне не нравится, что ты украл у Лоретты драгоценности и разбил ей сердце. Но это мы сейчас обсуждать не будем, потому что сейчас ты скажешь мне, кто тебя приложил и за что.

– Не ваше дело! – буркнул Фарли без тени почтения или страха.

– Ладно, – сдался Хоксторн, понимая, что заставить паренька выложить все начистоту не получится. – Возможно, так тебе и надо. Думаю, тебе еще повезло: могло быть и хуже. Ты обокрал леди, от которой ничего, кроме добра, не видел. Лоретта дежурила у твоей постели, ухаживала за тобой, лечила. Благодаря ей ты не умер. И так ты отплатил ей за добро? Взял и обокрал.

Герцог окинул его презрительным взглядом и потребовал:

– Сейчас же верни драгоценности. Где они?

Фарли сверлил герцога таким взглядом, словно собирался порвать на куски, и вдруг, раскинув руки в стороны, в ярости заорал:

– Вы видите, что они у меня? Их нет!

– Но ты знаешь, где они, негодник! Я обыскал твое… логово, – брезгливо кивнув в сторону землянки, возразил Хоксторн. – Там их нет. Эти драгоценности принадлежали матери Лоретты, они дороги ей как память. Или ты вернешь их, или я сделаю так, что сгниешь в самой страшной лондонской тюряге. Ну так где ты их прячешь?

– Я уже сказал: у меня их нет, – морщась от боли, повторил Фарли.

– А я тебе не верю. Ведь ты же их украл!

– Да, украл я! – сплюнув через разбитую в кровь губу, крикнул Фарли. – Но вы что, думаете, я сам себя избил? Он отобрал их у меня, а потом избил, чуть оба глаза не выбил.

– Кто отобрал у тебя драгоценности?

– Не знаю я его: какой-то дядька с улицы. Никогда его раньше не видел. Он заметил у меня в руках мешочек из бархата и попросил показать, что в нем. – Фарли замолчал, попытался вдохнуть, но застонал от боли. – Я побежал, но он меня перехватил на углу и отобрал мешок.

– Куда ты их нес?

Фарли со свистом втянул воздух распухшими губами.

– А вы как думаете? Продавать, конечно.

Солан едва не зарычал от злости: на Фарли, на того, кто его избил и ограбил, на себя – за то, что не нашел мальчика раньше. И почему-то он поверил Фарли насчет драгоценностей.

– Зачем ты их украл? Она ведь столько для тебя сделала.

– Я никого ни о чем не просил! – заявил Фарли без намека на раскаяние. – Нечего было тащить меня в дом.

– Ах ты, скотина неблагодарная! – побагровев от гнева, воскликнул герцог и замахнулся, но мальчик в страхе отшатнулся и закричал от боли, схватившись за бок.

Хоксторн тихо выругался и покачал головой, не в силах поверить, что пожалеет беспризорника, что обокрал и обидел Лоретту.

– Надо бы прямо сейчас сдать тебя властям.

– Ей все равно эти цацки были не нужны: она никогда их не надевала, – вдруг сказал Фарли.

– Это уже не твое дело. Они принадлежали ей, а ты их украл.

Распухшие губы парнишки дернулись и впервые за все время их общения из подбитых глаз потекли слезы, но что стало их причиной: боль или стыд, – Хоксторн не знал.

– Как выглядел тот грабитель?

– Большой, вроде вас, но не такой пижон, как вы.

Фарли словно чувствовал, как задеть побольнее. У Хоксторна создалось впечатление, что он делает все, чтобы ему досадить.

– Какие у него волосы, глаза?

– На нем была пижонская шляпа. Вот все, что я знаю.

– Лучше не ври мне, – с угрозой в голосе предупредил Хоксторн.

– Не надо было мне брать у нее эти цацки, – пробормотал Фарли и поморщился. – Я не хотел, но не смог удержаться.

Герцог с удовольствием поймал себя на том, что ему отчаянно жаль паренька.

– Когда сплевывал, кровь была?