Что же касается неримских племен, живших ближе к империи, отзывы о них были немногим лучше. Мы уже обсуждали рассказ Тацита о германцах, их истерических перепадах настроения, их унылой, безлюдной стране, ощетинившейся лесами либо испорченной болотами, их тощем скоте, их ужасных похмельях, вызванных забродившим ячменем.
Когда Август объяснял, почему не хочет думать о завоевании Британии, он сказал, что в стране нет ничего ценного, кроме собак, и она не оправдает затрат на содержание гарнизона. Кроме того, все римляне знали, что британцы пьют молоко! Отвратительно!
Таковы были варварофобские стереотипы римлян, а варвары и мы, их потомки, не можем надерзить в ответ. У них не было ни литературы, ни истории, а изобразительные и пластические искусства находились в зачаточном состоянии. Мы лишь знаем, что они сражались с римлянами на протяжении веков, пока в конечном счете не уступили.
Римлянам потребовалось 200 лет, чтобы покорить кельтиберов и турдетанов в Испании, но по-прежнему оставались важные очаги сопротивления, например в Пиренеях, где до сих пор говорят на баскском языке в напоминание того, что они не капитулировали перед латиноязычными армиями. Испанцы по-прежнему называют пиво кельтским словом
Мы понимаем, против чего сражались эти люди – против римских легионов, которых гнала в разные концы Европы состязательная страсть к завоеваниям римской аристократии.
Менее очевидно, за что они сражались. В наши дни полагается некорректным мыслить в терминах духа доримского национализма или национального существования. Когда Тацит называет Арминия «освободителем Германии», считается, что он использует анахронизм. Но у меня есть сомнения. Одно лишь количество восстаний показывает, что дело было не только в налогах, а в том глубоком, консервативном чувстве негодования из-за урона, который нанесли римляне их традициям и их самоуправлению.
Но, каковы бы ни были мотивы сопротивления, они проиграли, и, согласно преобладавшей в те дни теологии, сам факт их поражения свидетельствует, что такова была божественная воля.
Они уступили, потому что римляне превосходили всех в военном отношении, и, когда стало очевидно, что с независимостью племен Северной Европы покончено, их элиты поступили так, как всегда поступают элиты. Они переметнулись и занялись восхитительным коллаборационизмом.
На римских скульптурах всегда легко отличить римлян от варваров. У последних бороды, штаны, и они получают хорошую взбучку (Фрагмент саркофага, изображающий битву римлян с галатами. Камень. Римский скульптор, II век до н. э. Капитолийские музеи, Рим, Италия/Bridgeman Art Library)
VII
Завоевание элит
Приспособления для гладкости. Римляне были щепетильны в отношении волос на теле, и после их вторжения в Британию там начался бум щипцов (Приспособления, включающие каменный стригиль, бронзовые щипцы, маникюрный набор и лигулу. © Museum of London, UK/Bridgeman Art Library)
Вообразите, что вы человек с высоким положением в доримской Испании или Франции и вы видите пыль, поднимаемую марширующими легионами, которые приближаются к вашему халтурно сделанному укреплению. Что вы чувствуете? Помимо страха, что вас убьет в бою самая свирепая смертоносная машина мира либо распнет позже за оказанное сопротивление, какие чувства охватывают вас?
На ваших руках – массивные золотые кельтские браслеты, на голове – причудливый шлем, у вас много скота и дорогая во всех отношениях жена. Причина, по которой вы сражаетесь с римлянами и боитесь их, состоит в том, что, как вы полагаете, они положат конец существующему порядку вещей.
Вы ставите римлян вровень с теми, с кем сталкивались на брутальном жизненном пути, поэтому считаете их главной стратегической целью изнасиловать ваших дочерей, убить скот и отпилить ваш череп, чтобы потом пить из него зелье из забродивших злаков.
Но римляне более находчивы. Они не уничтожают знать, а кооптируют ее с бесконечной хитростью и непревзойденной уверенностью в предлагаемом ими товаре. Римляне обхаживают элиту. Они вступают в битву за умы и сердца, как мы говорим теперь, и одерживают в ней победу.
Тацит оставил нам описание подхода, использованного его тестем Агриколой при романизации древних британцев между 77 и 84 годами, то есть спустя сорок лет после завоевания. Агрикола не репрессирует вождей, он обучает их детей гуманитарным наукам и восторгается, когда британцы проявляют бо́льшую способность к латыни, чем галлы. «И те, кому латинский язык совсем недавно внушал откровенную неприязнь, горячо взялись за изучение латинского красноречия»[51], – пишет Тацит.