С нами или без нас: Естественная история будущего

Подход, к которому в этой книге обращаюсь я, предполагает применение законов жизни для постижения изменчивого мира еще до того, как все его части будут поименованы. Но, занимаясь этим, нужно помнить о законе Эрвина – иначе говоря, о том, что биологический мир больше и разнообразнее, чем мы способны представить: известное скромно, неизвестное огромно. Даже те принципы, которые будут описаны в моей работе, подчиняются закону Эрвина; даже на них сказывается вероятность того, что неизученные живые организмы вовсе не обязательно ведут себя так же, как и изученные. Тем не менее осознание, что наше понимание живого мира туманно, неполно и искажено, не должно отвращать нас от попыток применять уже накопленные знания. Посреди великой тьмы наш светильник не слишком ярок, но он все-таки кое-что выхватывает из мрака, а нам так или иначе нужно искать свой путь{19}.

Глава 2 Городские Галапагосы

Эдварду Уилсону было суждено разобраться в работе одного из самых устойчивых законов живого мира – закона, который предсказывает не только то, с какой скоростью и где будут вымирать старые виды, но и то, с какой скоростью и где будут эволюционировать новые, а также где именно подобные процессы происходят прямо сейчас. Но начиналась его история не с этого. Она берет начало в Алабаме, где рос будущий ученый – худой мальчишка, обожавший животных. Он любил змей, морских гадов, птиц, земноводных и, в общем, все, что двигалось. Но однажды на рыбалке в Пенсаколе, штат Флорида, он дернул удочку слишком резко. Вылетевшая из воды рыба врезалась мальчику прямо в глаз, навсегда повредив зрение. После этого происшествия он больше не мог изучать и ловить быстро передвигающихся позвоночных. Вдобавок врожденные проблемы с различением звуков в верхнем регистре не позволяли ему слышать трели птиц и лягушек. Как писал Уилсон в автобиографии, ему «было на роду написано стать энтомологом»{20}. Мальчишкой, студентом, а потом и профессором в Гарварде он сосредоточился на муравьях[2].

В одно из первых путешествий, посвященных изучению муравьев, Уилсон отправился в Меланезию – на острова Новая Гвинея, Вануату, Фиджи и Новая Каледония. Незадолго до этого его избрали младшим членом Гарвардского общества стипендиатов, что позволило ему свободно выбирать темы для исследований. Благодаря этому молодой ученый и поехал в Меланезию, где, в сущности, получал деньги за то, что ради науки ловил муравьев и думал о них. (Такие занятия мне знакомы; поверьте, это прекрасная работа.) Он перекатывал бревна, переворачивал листья и рыл ямы, чтобы с помощью единственного видящего глаза фиксировать разнообразие и численность муравьев, обитавших на разных островах. За выявляемыми тенденциями, как ему представлялось, скрывались правила, распространяющиеся на мир природы в целом. Находясь среди муравьев, Уилсон чувствовал, что ему открывается волнующая и глубинная правда о мире. Одна из открытых им истин состояла в том, что на больших островах обитает больше видов муравьев, чем на маленьких.

Уилсон не первым заметил, что большие острова дают приют большему числу видов. Подобная закономерность, регулирующая распределение видов птиц и растений, уже отмечалась другими учеными. Ее можно было описать простым уравнением, в котором количество видов на том или ином острове равняется площади острова, возведенной в некоторую степень и умноженной на некоторую константу. Короче говоря, чем больше остров, тем больше видов на нем можно найти. Эколог Ник Готелли называет это уравнение вкупе с закономерностью, которую оно описывает, «одним из немногих подлинных законов экологии» – законом соотношения видов и площадей{21}.