С отрога Геликона

Медея открыла глаза. Над нею нависала раскрытая лилия, на которой сидела и, закрыв лицо руками, плакала маленькая крылатая девочка.

– Пепла, здравствуй! Что с тобою? – спросила ее Медея. Услышав знакомый голос, малышка насторожилась и убрала ладони с лица.

– Неужели тебе все еще больно? – забеспокоилась врачевательница, увидев на пеплином носу знакомую ей засохшую болячку.

– Нет, я живу там, где не болеют, – ответила девочка и потерла свой нос, после чего болячка исчезла. – Это просто, чтобы тебе было проще меня узнать.

Все же, Пепла была в мрачном настроении и продолжала время от времени всхлипывать.

– Отчего же ты тогда плачешь? – спросила ее Медея.

– Так все плачут. Вот, небо плачет. И Дали плачет… А вслед за ней и я.

– Дали? Уж не из-за меня ль?

– Из-за тебя… Она говорит, что ты уже не маленькая девочка, как я, и тебе надо бы перестать играть в игрушки…

– Пепла, милая, я уже не помню, когда держала игрушки в руках в последний раз. Дали просто не может не знать об этом. Я пытаюсь помочь моему мужу.

– А Дали говорит, – с укоризной сказала Пепла, – что ты помогаешь не мужу, а какой-то женщине, у которой вместо волос змеи…

– Девочка моя, ну что ты придумала? Какую-то страшную женщину… Ты ее хоть видела? – пыталась убедить Пеплу врачевательница.

– Нет.

– Ну если Дали так думает, пусть покажет ее нам с тобой… Хотя бы во сне…

– Так обидно, Медея… Мне никак не убедить тебя, – произнесла малышка и зарыдала с новой силой. Внезапно налетел порыв ветра и сдул Пеплу с цветка. Дочь Ээта было переполошилась, но, привстав, увидела как Пепла расправила крылья и полетела. Тогда ей стало немного спокойнее.

Но дождь быстро усиливался, и с ним нарастала тревога. Медея стала оглядываться в поисках дома: где-то рядом должно было стоять ее жилище. Так и не найдя его, она поднялась на ноги и побежала без оглядки. Ее платье в момент промокло, ей было холодно, но она продолжала бежать, и вдруг, не с того, ни с сего у ней перед глазами возникла черная голова змееволосой женщины без туловища. Голова зловеще плясала на одном месте, будто кто-то сверху подергивал ее за невидимую веревочку…

От испуга Медея проснулась в холодном поту и вскочила на кровати, при этом, наверное, даже вскрикнув. Она огляделась кругом. В покое во дворце Пелия было темно. Ясон крепко спал рядом.

«Ну и приснится же такое!» – подумала она и снова легла, пытаясь устроиться поудобнее. Прогоняя от себя всяческие страхи, дочь Ээта вскоре опять погрузилась в безмятежный сон.

Глава 6.

В долгом, полном опасностей странствии нет ничего желаннее и слаще возвращения домой. Когда горные хребты один за одним расступаются, и сменяющиеся виды все приближают и приближают тебя мыслью к знакомому с детства, к родному, но такому далекому, которое, казалось, больше не повторится, – вот тут просыпаются в путнике последние силы, последняя прыть и удаль. Тогда вовсе не хочется медлить, а только лететь сломя голову по направлению к дому, несмотря на то, что тело и душа безмерно устали.

Вот и Геракл с Иолаем начали свой путь из Иолка неспешно. Они заночевали во Фтии, передав привет тамошнему царю Актору, отцу несчастной Полимелы, прежней супруги Пелея. Затем друзья перешли Фермопилы и остановились под горой уже на фиванской земле вблизи Элатеи. Они намеренно избегали города, дабы не быть узнанными. Наутро южный ветер повеял обволакивающей сыростью Копаиды, и вот тут друзья не удержались от того, чтобы припустить коней. Едва не загнав их, сыновья славного персеева рода промчались наперегонки мимо Орхомена, вдоль озера и так до самого Галиарта. Гору Эдипа проходили они уже совсем медленным шагом, и чуть за полдень приблизились к развилке дорог на дальнем от Фив конце Тенерийской равнины.

Издали они видели правое ответвление, которым планировал воспользоваться надменный Эргин, дабы обойти разлившуюся Копаиду. После заключения мира кекропиец Феспий именно здесь построил дом для своих женщин. На него указывала ложно-стыдливо стоявшая в стороне деревянная статуя девушки в критском наряде – ее как раз едва миновали друзья. Знающий глаз без труда распознавал в искусно вырезанной фигуре руку мастера Арга.

Нельзя сказать, что у феспиевых невольниц дела шли бойко. Избытка гостей не наблюдалось, хотя тропинка к их скрытому в тени дубовой рощи дому протоптана была хорошо. Как бы там ни было, именно в тот момент, когда Геракл с Иолаем подходили к перекрестку, одна из женщин провожала посетителя. Распрощавшись с ним щедро оплаченным объятием и поцелуем, она решила дождаться приближения двоих путников со стороны Орхомена.

Надо же было так случиться, что женщиной этой оказалась финикинянка Перимеда, мать Эрато. Узнав ее, Геракл, подал ей знак, чтобы она выкриком его не выдала. Воспоминания о лучших и беззаботнейших днях жизни разом взыграли в нем. Он подъезжал к ней и спешивался с улыбкой. Перимеда же, судя по всему, была не слишком рада видеть виновника несчастья своей дочери. Скорее по привычке она попыталась завлечь мужчин:

– Здравствуй, Геракл! Не хотите ли вы с другом заглянуть к нам? Скучно не будет!