С паном Беганеком по Эфиопии

— Вообще говоря, эта эфиопская столица довольно-таки никудышная. Какая-то маленькая… Совсем как деревня.

Мосье Бернар искоса поглядел на референта:

— Действительно, Аддис-Абеба застроена пока довольно примитивно. Но, если говорить о занимаемой площади, этот маленький, как вы предполагаете, город больше Парижа.

Больше Парижа? Никогда бы не подумал! Но, поскольку об этом говорил не кто-нибудь, а настоящий француз, приходилось верить.

Чтобы не скомпрометировать себя окончательно, я перевел разговор на бытовые темы.

— Только что мы наблюдали, как здороваются местные жители, — сказал я. — Не объясните ли вы нам, почему эти люди при встрече задают друг другу столько вопросов, что на последние из них приходится отвечать с расстояния в двадцать метров?

— А женщины целуют мужчинам руки? — ни к селу, ни к городу вставил пан Беганек.

Француз улыбнулся:

— Потому что эфиопы — необыкновенно вежливый народ. Встретившись даже мимоходом, они обязательно расспросят друг друга о здоровье и благополучии всех родственников. На каждый вопрос следует дать как можно более радостный ответ — независимо от истинного положения вещей. Выглядит это примерно так: «Каковы ваши успехи в делах и как чувствует себя ваша жена?» — спрашивает первый. «Благодарю, — отвечает второй, — дела мои идут прекрасно, и жена чувствует себя превосходно». — «А как здоровье вашего старшего сына?» — «Благодарю, очень хорошо». И так далее. Количество вопросов зависит от числа членов семьи.

— Иными словами, — задумчиво сказал пан Беганек, — если жена этого человека вовсе не чувствует себя хорошо, а дела его идут плохо, он все равно должен Отвечать, что все в порядке?

На приветственные вопросы — только так. Об огорчениях и неудачах говорят после окончания церемонии приветствия, в беседе, которая, как правило, возможна только между более близкими знакомыми.

— Значит, при торжественном приветствии все хорошо: и в делах везет, и жена чувствует себя прекрасно, а через минуту, в разговоре, все скверно: и жена больна, и с работы его выгнали. Да ведь это смешно!

— По нашим представлениям, это, конечно, смешно, — рассмеялся мосье Бернар. — Но вы ведь знаете: в каждой стране свои обычаи. Впрочем, этот эфиопский ритуал, может быть, гораздо лучше, чем привычка сразу же, с первых слов изливать на собеседника жалобы по поводу всех семейных неприятностей и забот.

Вынув из кармана свой зеленый блокнот, пан Бега-пек начал с увлечением что-то записывать. Павел воспользовался паузой.

— Может быть, оставим в покое эти эфиопские приветствия, — сказал он нежнейшим голосом, бросая убийственные взгляды на меня и референта. — Вы замучаете мосье Бернара, а нам нужно еще немного побеседовать о делах. Я сейчас поеду в его контору, а вам советую возвращаться в отель. Того и гляди, начнется ливень.

Павел и мосье Бернар уехали на автомобиле, а мы остались на центральной площади. Солнце уже не светло, небо затянуло тучами, стало мрачно и холодно.

— Что будем делать дальше? — спросил я у референта. — Похоже, что Эфиопис готовит нам очередной сюрприз.

В ответ пан Беганек состроил страдальческую гримасу и сказал, что чувствует себя «как-то странно». Должна быть, его здоровью повредила прогулка без шляпы.

— А что у вас болит? — поинтересовался я.

— Голова и сердце.

— А где, в каком месте?

Референт сделал рукой неопределенное круговое движение.

— Пан Беганек, ведь это желудок, а не сердце.

— В Африке все болезни начинаются с желудка. И пожалуйста, не обращайтесь ко мне постоянно: «пан Беганек, пан Беганек». Почему все должны знать мою фамилию?

— Но здесь нет никого, кто понимал бы по-польски, одни эфиопы…

— Ну и что, что эфиопы? Всегда спокойнее — без фамилий.

— А как же мне вас называть?

— Можете говорить: пан Альбин. Вы ведь видели в паспорте — это мое христианское имя.

— Так что же, пан Альбин, мы будем делать дальше? Если вы нездоровы, нужно вернуться в отель.

— Нет, походим немного по городу. Как только я вижу что-нибудь интересное, мне сразу становится лучше.

По-видимому, недуг пана Альбина не был слишком тяжелым, потому что он довольно резво перебежал на другую сторону площади, увлекая меня за собой. Мы вошли в одну из узких торговых улочек и сразу наткнулись на нечто весьма интересное. Интуиция не подвела референта.

Здесь было множество лавчонок и портняжных мастерских, перед которыми стояли сколоченные из досок столы со швейными машинками на них. Работавшие тут же портные подрубали края длинных белых хлопчатобумажных шалей, служащих одеждой как для женщин, так и для мужчин. Над лавками на длинных шестах висели сотни белых брюк с узкими штанинами, точно таких, какие мы видели почти на всех прохожих. Улочка была чем-то вроде ателье готового платья для жителей Аддис-Абебы.

— Минутку, друг мой, сейчас мы выясним, как называются эти брюки и шали, — сказал пан Беганек.

— Интересно, как вы это сделаете, не зная ни одного амхарского слова?

Пан Беганек подмигнул и сделал чертовски хитрую мину:

— Сейчас увидите. Беганек не с такими делами справлялся.