— Дворец его царскому величеству строить не из чего, — объявил он, — а дом и церковь срубить можно быстро. По первости церковь, а не собор, как желает его величество.
Церковь так церковь, но непременно к 29 мая, дабы освятить её в этот знаменательный день. И непременно из леса, сваленного на острове и его берегах, буде островного недостанет.
Поспели тремя днями ранее. Дом царю сладили из бруса, двускатную крышу покрыли гонтом под черепицу, а стены размалевали под кирпич — всё на голландский манер, так наказывал будущий хозяин, — не более чем о трёх окнах. И назвали эту избёнку «Красными хоромцами». Ведали, как неприхотлив был царь.
Валили деревья и на строительство хоромцев для приближённых Петра, и для изб солдатских, и для землянок работных людей, которых становилось всё больше и больше. И земля оголилась для скудных посевов.
А Пётр не мог угомониться, чувствовал себя в любимой стихии — на воде. Обозрел всё окрест, исследовал все острова и островки. Избрал место для сторожевой крепости, которая потом станет именоваться Кронштадт.
Ганноверский резидент при Петре Фридрих-Христиан Вебер вспоминал:
«Со всех уголков необъятной России прибыли много тысяч работных людей (некоторые из них должны были пройти 200—300 немецких миль) и начали строить крепость. Хотя в то время для такого большого количества людей не было ни достаточного провианта, ни орудий труда, топоров, мотыг, досок, тачек и тому подобного (так сказать, совсем ничего), не было даже ни лачуг, ни домов, но всё же работа при такой массе людей продвигалась с необычайной быстротой... Почти за четыре месяца крепость была воздвигнута».
А петровские «Ведомости» сообщали: «Его Царское Величество... на острове новую и зело угодную крепость построить велел, в ней уже есть шесть бастионе)!!, где работали двадцать тысяч человек подкопщиков...» Первый комендант полковник Карл Эвальд Рен заступил на вахту.
В ноябре 1703 года к гавани Петрополиса — Петрополя — Санкт-Питербурха пристал первый голландский корабль. Он доставил груз вина и соли. Капитан был щедро награждён 500 золотых, а его матросы получили по 30 талеров.
Город стал жить.
Глава двадцать вторая
МАЯТНИК
Когда страна отступит от закона, тогда
много в ней начальников, а при разумном
муже она долговечна. Человек бедный и
притесняющий слабых — то же, что проливной
дождь, омывающий хлеб. Отступники от
закона хвалят нечестивых, а соблюдающие
закон негодуют...
Надлежит попытаться из беснующегося изгонять беса кнутом;
хвост кнута длиннее хвоста чертовского. Пора заблуждения
искоренять из народа.
8 февраля 1700 года на гетмана Левобережной Украины Ивана Степановича Мазепу за его верную службу великому государю и всему государству Московскому генерал-адмирал Фёдор Алексеевич Головин возложил знаки кавалерии ордена Святого апостола Андрея Первозванного. Он был отличен прежде самого царя и других именитых особ и в списке андреевских кавалеров числился четвёртым.
Попал старый гетман меж молотом и наковальней. Меж москалями и казаками. Пришлось ему юлить, дипломатничать на старости лет, всяко выкручиваться меж теми и другими. Качнётся в одну сторону — другая сторона тянет.
Маятник! Да и казаки — маятник. То к одной стороне норовят прибиться, то к другой. То к Орде, то к полякам, а то и к шведам — где больше прибыли.
А был он, Мазепа, во времена оные приверженцем царевны Софьи и князя Василья Голицына, был ими обласкан. Но потом, видя, что чаша весов клонится в сторону Петра, бил ему челом в дни государева сидения в Троице, был допущен к руке и жалован грамотой, подтверждавшей все прежние права и вольности малороссийские.