С привкусом пепла

Зотов покачал головой. Впечатление вертопраха Решетов не производил, хороший, вдумчивый командир. Доверится ему? Или вернуться в лагерь? Нет, не вариант, на всю жизнь останешься трусом, среди партизан слухи быстро расходятся. Осудить не осудят, но воспринимать всерьез перестанут, репутация не то чтобы пострадает, вылетит в топку. С другой стороны, зачем мертвому репутация?

Отряд двигался по мрачному, еловому бору, наполненному резкими, смолистыми ароматами. Мерно постукивал дятел, совсем рядом надувались и лопались болотные пузыри, принося запах тухлых яиц. Левее, насколько хватало глаз, поднялись голые вершины мертвого леса. Потрескивал под каблуками валежник, шуршали потревоженные ветки. За следующий час Зотов выслушал небольшой ликбез от Решетова о состоянии дел в этом районе. Оказалось, впереди железнодорожная ветка Навля-Суземка, протянувшаяся через сердце партизанского краяи по этой причине немцами не используемая. Пытались они гонять по ней паровозы осенью сорок первого, да обожглись крепко, кругом глухомань, партизаны и комары. Населенных пунктов раз-два и обчелся, уцепиться не за что. Опорные базы не построишь, две первые партизаны вырезали, как только бургомистр отчитался о победе над лесными бандитами. Пришлось поезда в обход пускать, через Борщево и Погребы на Локоть и Льгов. Две станции седлают железнодорожное полотно, Алтухово и Кокоревка. В Кокоревке партизаны, в Алтухово карательный батальон, носа за пределы села не высовывающий. А за дорогой начинается земля Локотского самоуправления, территория враждебная и опасная для партизан.

На пути встретилась узкая, заросшая кустарником и осокой речушка, укрытая кронами развесистых вязов. Сразу за ней железка, которую преодолели ползком, скребя брюхом по гравиюи бренькая по рельсам оружием. Скатились с насыпи и исчезли в густом, темном лесу. Еще через час под ногами захлюпала ржавая, болотная вода, зеленая трава сменилась упругим покрывалом влажного мха. Колька специально заперся в самую сырь, проверяя трофейную обувь и остался доволен. На отдых остановились углубившись в молодой, уютно задремавший на солнышке ельник. Несколько партизан с Есигеевым, ушли в разведку, отсутствовав буквально двадцать минут.

Шорец неслышно проскользнул в зарослях, лег рядом с Решетовым и доложил:

– Хоросий подход насяльник, мал-мала видна все.

– Пойдем, глянем на тарасовский гарнизон, – позвал Решетов.

Зотов кивнул Карпину, взглядом осадил обиженно засопевшего Воробья и устремился за остальными. Дальше поползли и затаились на пригорке, заросшем земляникой и корявыми соснами. Впереди, метрах в трехстах от края болотной низины, раскинулась неожиданно большая деревня, чуть не в сотню дворов, темнеющая за свежей пашней покатыми крышами и коптящая небо дымом бесчисленных труб. В пруду гоготали гуси, на поле сонно паслось стадо коров, на околице пацанята играли в войну, прячась в сирени и нещадно рубя палками молодую крапиву. Заливисто, с подвывом лаяли псы. Бабы возились на огородах.

– Серьезно устроились, – Карпин передал бинокль.

Село опоясалось системой окопов, с ходами сообщения к ближним домам, виднелись кольца пулеметных гнезд. Со стороны леса, аккурат напротив залегших партизан, чернели амбразурами тщательно замаскированные, похожие на невинные холмики доты. В окуляре замаячила форменная, полицейская кепка, мелькнуло лицо. В противоположном конце окопа еще одна. Кепки постояли, двинулись навстречу и замерли. Поднялись клубы сизого, табачного дыма.

– Гиблое дело, – прошептал Зотов. – Без артиллерийской подготовки и трехкратного преимущества в живой силе тут ловить нечего.

– Твоя правда, – Решетов жадно облизнул пересохшие губы и ткнул за спину, – Метров двести, за перелеском, Шемякино - деревня немногим меньше Тарасовки, и полицаев до чертиков. На рожон сунемся, меж двух огней загремим.

– Будем отходить?

– Ну что ты, Виктор Палыч, обижаешь, капитан Решетов не отступает, – партизан начал отползать задом и без ложной скромности заявил. – Есть одна гениальнейшая идейка. Сейчас не пытай, не скажу, возьмем голубчиков тепленькими, слово офицера.

– В окопах движение, – прошипел Карпин.

Решетов перестал отползать и вжался в опавшие сосновые иглы. Зотов приник к биноклю. На тропинке, идущей из деревни в лес, появился седобородый старик в дождевике, с громадной корзиной в руке, а впереди, шагах в пяти, бойкой козой прыгала девочка-кроха, в синем платьице и белом платке. Дед степенно раскланялся с часовыми, о чем-то переговорил и парочка направилась дальше.

– Отлично, просто отлично, – осклабился Решетов. – Все за мной.

«Снова что-то задумал», – усмехнулся про себя Зотов, на пятой точке съезжая с пригорка. Неугомонный какой.

– Есигеев, – шепотом позвал Решетов. Шорец тут же материализовался из кустов.

– Да насяльник.

– Ты с разведчиком встреть дедушку и вежливо к нам проводи.

– Сделаю насяльник.

– Человека выделите, Виктор Палыч? – спросил Решетов, искоса поглядывая на Карпина.