С привкусом пепла

– Мы быстренько, – лейтенант закинул автомат за спину, и две низко пригнувшиеся фигуры исчезли в нежно шумящем под ветром осиннике.

– Отдохнем до темноты, покимарим, люди устали, – пояснил Решетов. Группа партизан успела занять оборону вдоль болотца, ощетинившись стволами пулеметов. Зотов снова отметил жесткую дисциплину. Никто не курил, не травил баек, не перематывал сырые портянки. Отряд, дерзко занявший позиции в нескольких сотнях метров от противника, ничем себя не проявлял. В трех шагах пройди, не заметишь.

Как там, интересно, Карпин? Справились с девочкой и стариком? На правом фланге колыхнулась зеленка, показались люди: Карпин, мелко семенящий дед с корзинкой и батожком и широко улыбающийся Есигеев с довольной, розовощекой девочкой на закорках.

– Хороши языки, залюбуешься, – хмыкнул Зотов.

– Чем богаты, – отшутился Решетов.

– Здравствуйте, люди добрые, – поприветствовал старик, взволнованно, но без особого страха, поглядывающий выцветшими серыми глазами из-под лохматых бровей. Лицом он напоминал весенний сморчок, и пахло от него родным и знакомым: сеном, солнцем, табаком и чем-то неуловимо сладким. – Партизаны будете?

– Партизаны, отец, здравствуй, – откликнулся Решетов. – Ребята вас не очень напугали?

– Да не, вежливые таки, обходительные. Мы по тропке чапаем, смотрим, из кустиков двое вышли с оружием и манят так ласково. Как тут не подойти?

– Тебя звать как, отец?

– Дедом Афанасием кличут, пасечник тутошний я, в Шемякино обитаю, пчелок держу.

Теперь Зотов понял чем неуловимо-сладко пахло от деда: липовым медом и воском.

– Внучка ваша? – спросил он.

– Внучка, Машенька, – с заметной теплотой откликнулся дед.

– Какой Масенька? – изумился Есигеев и закрутил головой, – Где девоська? Не видели девоську? Ой пропал девоська! Ой беда!

– Тута я, дяденька, – захихикала девочка лет шести со светлой челкой и васильковыми, радостными глазешками.

– Где? Кто ито говорить? Ой хитрый девоська! – Амас стащил ребенка с шеи, поставил на землю и вручил Машеньке кус сахара, предварительно сдув крошки и табачную пыль.

– Спасибо, дяденька. – Маша дождалась одобрительного кивка дедушкии принялась сосредоточенно грызть сахар, стреляя глазенками по сторонам.

– Сиротка она, – пояснил дед Афанасий. – Отец, сынок мой, на фронтах сгинул, а маманьку-страдалицу в прошлом годе бревном в лесу задавило. Вдвоем и остались, старый да малый.

– Полицаев много в деревне? – перешел к деловому разговору Решетов.

– В Тарасовке рота, у нас в Шемякино полусотня, – дед посмотрел с пониманием. – Громить будете?

– Будем, отец, – подтвердил Решетов. – Тарасовские бобики вчера в лесу партизан постреляли, придется ответить.

– Это да, утром вернулись, аки побитые псы, – хмыкнул дедок. – Я у кумы гостевал, видел. Народ сбежался встречать, бабы выли. Убитых, говорят, трое, двое пораненных. Но, хвастались, полтора десятка партизан уложили.

– Да больше, тысячи три, – Саватеев сплюнул под ноги. – Герои, м-мать.

– А с чего их в лес понесло? – спросил Зотов.

– То мне неведомо, – охотно отозвался дедок. – Были у нас давеча гости из Локтя, в мундирах, на броневиках, и немцы при них, сплошь офицеры. Вот нашим, видать, вожжа под хвост и ударила. Ушли за шерстью, вернулись стрижены.

«Ясно, разведка», – подумал Зотов. – Затевается нечто грандиозное, все эти мелкие, на первый взгляд случайные происшествия - звенья единой цепи: «Рама» над лесом, сигналы подпольщиков, передислокация вспомогательных частей, активизация полицейских. Буря грядет.

– Как с охраной?

– Муха не пролетит, – поведал дед. – В Локте, как Каминский за главного стал, дисциплину наладили. Раньше полицаи самогонки нахлещутся да по бабам, лыка не вяжут, только слышно на сеновалах сено шуршит. А нынче нет, все как положено: за пьяное дело вплоть до расстрела, окопов в полный профиль нарыли, пароль-отзыв, как полагается. Чужак с кандачка не пройдет.

– Староста шемякинский в деревне?

– А где ему быть? В правлении заседает, жутко ответственный человек

– Ну спасибо, отец, – поблагодарил Решетов. – Здорово помог.

– Да я чего? Чем могу, – растерялся Афанасий. – Я смекаю, до дому нам итить теперича нечего?

– Придется с нами сидеть, пока все не закончится.

– Оно понятно, – вздохнул старик.

– Для вашей безопасности, отец.

– Это конечно, – тонкие губы, спрятанные в бороде, тронула улыбка, и дед сказал совсем без обиды. – Не доверяете.

– Ну и не без этого, время такое, отец, – Решетов отошел в сторонку, поманил Зотова и тихо, чтобы никто не услышал, сказал. – Предупреждаю по-дружески, план рискованный, одна заминка, все в землю ляжем. Еще не поздно уйти.

– Пожалуй останусь, – без раздумий отозвался Зотов. – Люблю такую альтернативу: грудь в крестах или голова в кустах, очень бодрит.

А про себя невесело рассмеялся. Узнают в Центре, чем ты тут занимаешься, ведро валерьянки понадобится. Полковник Степчук окончательно полысеет, тебя разжалуют к черту и отправят на Колыму зэков конвоить. И будут совершенноправы.

– А я ошибся в тебе, – уважительно сказал Решетов. – Думал слюнтяй кабинетный, за орденами приехал.

– Так и есть.