– А чего? Подумаешь, три батальона, мне полк подавай или дивизию.
– Самоубийца.
– Мне в царствие небесное и так хода нет.
– Товарищ Зотов, – умоляюще протянул секретарь.
Зотов взвесил все за и против и просто сказал:
– Мы остаемся. Деревни без боя отдавать нельзя. Выгадаем время, вы, в Кокоревке, подготовитесь к обороне.
– Как знаете. Я с себя ответственность снимаю. Пленных заберу.
– Забирайте.
– Если тут ляжете, плакать не буду, –Кондратьев резко повернулся и ушел.
– Плакать не буду, – передразнил Решетов. – Нас рота, пободаемся с Каминским несколько дней.
– Разрешите мне с ребятами в лес, – попросил Карпин. – Не люблю в голом поле сидеть. Там от нас больше пользы будет.
– Иди, лейтенант, – кивнул Зотов. Смысла держать разведку на привязи нет. Карпин не пропадет, а крови полицаям попортит.
– Саватеев, – повернулся Решетов. – Придай лейтенанту пол взвода наших, при одном ручнике. Выбери лучших.
– Шестакова не видел? – спросил Карпин.
– Сам обыскался, – признался Зотов. – С утра был, а потом, фить, ветром удуло. Дурацкая манера исчезать, а потом появляться с загадочным видом.
– Хотел его с собой взять, да чего уж теперь…
– Удачи Миш, ни пуха вам ни пера.
– К черту, – Карпин сверкнул разбойничьими глазищами и скрылся в траншее, ведущей к опушке недобро нахмуренного, елового бора.
Нет ничего хуже ожидания предстоящего боя. Страх гнездился в душе, в голове сухо щелкал обратный отсчет. Девять, восемь, семь… – кто сегодня останется в этих окопах? Рыхлым, зеленисто-коричневым покрывалом до самойзубчатой кромки далекого леса раскинулась нетронутая, стосковавшаяся по плугу земля. Луговая трава ползла низкими волнами, привыкнув никнуть перед напором скороспелой, озимой ржи. В безоблачном небе радостно щелкал крохотный жаворонок. Над дорогой подрагивало жаркое, пыльное марево.
Рядом закурили, дымя, как сломанныйпаровоз. Зотов повернулся и увидел примостившегося за бруствером Шестакова.
– Ты где был?
– Здеся.
– Не бреши.
– Вот те крест.
Глазки честные-перечестные. Есть у некоторых удивительная способность врать, искренне веря в своюсамую подлую ложь.
– Тебя Карпин искал.
– Видать не нашел.
– В лес он ушел, с разведкой.
– Пущай, дело-то молодое. А я чего в лесу не видал? Мокротень и елки проклятые, экое диво, – Степан искусно скрыл в голосе нотки разочарования.
Где он, интересно, шлялся? Да какая теперь разница…
Через полтора часа прибежал связной от Карпина и, бурно отдышавшись, доложил:
– Противник численностью до батальона втянулся с дороги в лес, – он указал направление. – Тяжелого вооружения, окромя пулеметов, не обнаружено.
– Начинается, – Зотов весь подобрался. – Передай лейтенанту Карпину, в бой не вступать, отходить к Шемякино и вести наблюдение.
– Понял.
– Если попрут, мы их из минометов прижмем, – вставил Решетов. – Держитесь подальше, а как закончим, попробуйте их пощипать.
Связной напился из протянутой фляги и припустил обратно.
– Эти не дураки, лесом идут, – обронил Зотов.
– Поумнели, суки, – кивнул Решетов. – Ничего, пусть только сунутся, встретим.
Он убежал проверять минометы. Зотов, чтобы хоть немного отвлечься, прикинул, как бы он поступил на месте каминцев. Все правильно, на поле соваться – самоубийство, телега и трупы - тому лучшее подтверждение. Скрытно выйти лесом на южную сторону, оттуда до околицы всего метров двести и шикарный обзор. Обозначить себя, выявить огневые точки партизан, дождаться подкрепления, подавить пулеметы и одним броском оказаться в окопах. Оптимальное время – полдень. Он посмотрел на часы. Половина первого.
Из зарослей смачно ударили винтовочные залпы. Пули с протяжным скулящим визгом, понеслись куда-то левее, лопаясь в стены амбаров и изб. Партизанские окопы молчали. ––– Ну покурил, ети его мать, –Шестаков сплюнул, тщательно затушил недокуренную цигарку и сунул в кисет. Кулак он и есть кулак.
Разом застрекотали несколько пулеметов. Огонь противника захлестнул окраину Тарасовки и линии безжизненных с виду траншей. Зотов осторожно поднялся над бруствером. Лес надежно скрывал каминцев, позволяя стрелять без опаски. Установленные в глубине пулеметы выкосили мелкий березняк на опушке, взборонили открытое поле и били теперь по деревне в какой-то бессильной, всесметающей ярости.
Позади, за домами, гулко зафыркали минометы. Ну понеслась. Мины, шурша мягко и ласково, разрезали воздух. Первая ахнула в поле, взметнув комья земли и облако серого дыма. Судя по выхлопу 82-миллиметра. Минометчики от Бога, как из тебя артиллерист. Следующие мины легли точно в лес. Над неровной кромкой вершин поднялось белесое облако. Полицаи резко прекратили обстрел. Зотов кровожадно осклабился. Нет ничего хуже, чем оказаться под минометным огнем на необорудованных позициях. Жаль боеприпасов маловато. Опушка цвела всполохами разрывов, жуткий свист разлетающихся осколков слышался даже в окопах. Стенки траншей едва заметно вибрировали, осыпаясь струйками песка и сохлыми комочками глины. Партизаны расслабленно пересмеивались:
– Жрите, твари.
– Сыпь ишшо!
– Так, глядишь, нам и повоевать не придется.