Фрагмент аудиозаписи допроса подозреваемого Жабина, не вошедший в официальные материалы следствия.
- Вы! Менты собачьи! (купюра)… Фиг вы мне сделаете! Нету у вас на меня ничего! Квартиру обокрал? В перчаточках я был, в перчаточках. А бумажки у меня найдете – так их ветром занесло! Но я вам это так не оставлю! Отомщу! Я всем мщу! Я никому не позволю о себя ноги вытирать! Вон Малгожатка на меня фыркнула – и что? Я ее хахалю такую записочку подбросил, что он решил, что она под все свое начальство ложится. Ух, озверел! А так ему и надо! Покрутился возле Чечни, салага, так ему и орден, и квартиру… (купюра). А я вон в Афгане под пулями горбатился и кровью харкал…
- Да не был ты в Афгане. В Ташкенте на складе сидел.
- Все вранье! Я засекреченный! Спецназ! А мне, когда вернулся, в харю: мы вас, мол, туда не посылали! Сволочи! А Сенатский ваш – самая большая сука! Я ему: ладно, раз квартира не положена, дайте какой-нибудь самый несчастненький «жигуленок»… как ветерану… а он мне: нет у меня сейчас машин, хватит и того, что я редакцию твою кормлю. Я говорю – этого мало. А он – так что ты мне прикажешь, придти в твоей газетенке полы помыть? Достал он меня этим окончательно. Что значит – машин нет? А ты свою отдай, народ ведь просит!
- Это кто здесь народ? Вы покамест подследственный. А в будущем – подсудимый и осужденный.
- Вот где у меня ваше осуждение! Я сперва все расскажу, все подпишу. А потом через адвоката добьюсь суда присяжных, да еще в соседней области, чтобы без предвзятости. А там спою Лазаря, как из меня чистосердечное проклятые менты выбивали. За то, что я правду искал. А я все правильно сделал – и буржуя этого убрал, и девок-соплюх… нечего их жалеть, нечего! Выросли бы – такими же сучками, как их мамки, стали бы. Их папаши пускай сейчас жалеют, что моей компанией брезговали. Так что – отмажусь я! И все! Свобода, бля, свобода! Что я – первый такой? А когда выйду – я на тебя, следак, такую провокацию удумаю – не отмоешься! Так что – пиши, на свою же голову. Чего молчишь, мент?
- Да вот думаю…
- Любопытно, о чем?
- Кому тебя слить, чтобы на присяжных сэкономить. Браткам, которые в капезе или сослуживцам несчастного сержанта?
- Не посмеешь!
- А кто узнает? Сдам я тебя, все-таки, браткам. Очень они таких, как ты, с сексуальными статьями, не любят. Ты «Мастера и Маргариту» часом не читал?
- По телику смотрел, а что?
- А то, что в ближайшее время сыграешь ты, Жабин, в капезе эту самую Маргариту. Со шваброй в причинном месте.
(конец записи).
Итак, Матюганск вернулся к своей прежней тихой жизни. Вместо Сенатского назначили нового представителя Тошмана – этакого живчика с симпатичной фамилией Бидэ.
У следователя появилась куча новых дел, еще безнадежнее прежнего – именно благодаря их серости и среднестатичности. Допекли они его до такой степени, что однажды ночью Горохову приснился жуткий сон – будто Федорин заимел новый талант – телекинеза. Он, Горохов, сам пришел к нему с поклоном и просьбой помочь, но свинюка Федорин на все его мольбы ответил одной-единственной фразой:
- А иди-ка ты, Горохов, на ху…тор бабочек ловить!
И Горохов одномоментно обнаружил себя на лугу за Семейкой, подкрадывающимся с кепкой к тщедушному мотыльку, присосавшемуся, как вампир, к огромной красно-фиолетовой головке клевера.
В отчаянии наутро Горохов позвонил-таки Федорину, поинтересовался, как здоровье, не мучают ли опять предчувствия. Но Федорин клятвенно убедил одноклассника, что после взрыва напрочь потерял свои паранормальные способности.
- Ну, что делать? – схватился за голову Горохов. – Может, попросить знакомого омоновца тюкнуть этак, вроде бы обознавшись, Федорина «демократором» по маковке – в надежде возродить его абсолютно антинаучные видения?
Но, как всегда, вмешалась судьба. Федорин не врал, более того, он даже обрадовался, убедившись, что талант свой к предвидению действительно потерял. Напрочь. Даже примитивную интуицию – и ту как корова языком слизала. Иначе, выйдя из больницы, он бы ни за что не поперся на ту же улицу, к тому же дому, где ожидал его следующий кирпич.
«Радостную новость» сообщил Горохову по телефону коллега, случайно оказавшийся на месте очередного происшествия:
- Эдмундыч, слышь, твой Федорин опять в травматологии.
- Что: «поскользнулся, упал, очнулся – гипс, закрытый перелом»?
- Не угадал. Опять кирпичик.
- Да брось ты. Кирпич, как и снаряд, дважды в одно место не попадает.
- А он и не попал. Он у него перед самым носом на тротуар шмякнулся. Ну, Федорин с перепугу отскочил, споткнулся, упал… еще не очнулся. Сотрясение мозга.
- Я тебя умоляю: делай, что хочешь, но организуй возле него охрану, никого постороннего не пускать и записывать все, что он скажет, даже в бреду. Очнется – зови меня!
Когда Федорин очнулся, первое, что увидел, было встревоженное лицо одноклассника.
- Ты меня помнишь?
- Тебя забудешь!… – морщась от боли в затылке, буркнул Федорин.
- Слава Богу! Как у тебя – с головой все в порядке?