S-T-I-K-S. Пройти через туман IV

Спораны и кредиты — это очень хорошо, но, когда ко мне подошёл Медведь с горящим энтузиазмом взглядом, я не смог его цинично осадить и дать отказ. Ведь он верил в идею своего собственного стаба со своими законами и определённым образом жизни. Иногда решают не только или не столько деньги, сколько идеологический заряд.

Насколько я помню, Зимний был основан ещё при царизме, а отобрали его у золотопогонников самые обычные морячки, обмотанные пулемётными лентами.

Потом, как это часто бывает, мысли с планирования перепрыгнули на мою чернокожую красотку Мамбу. Высокую, длинноногую, огненногривую, горячую и очень, очень, о-о-очень чувственную. И так ярко она мне представилась, словно наяву.

Муки от расставания были почти физическими. Чуть было не застонал от досады. Непорядок. Гормональный фон как у шестнадцатилетнего, вот меня плющит и корёжит.

— Смотри, — обратил моё внимание остроглазый Отелло, — Кажется, тот драндулет.

— Давай-ка торопиться не будем, — настоял я, — Остановимся. С великов слезем и осмотримся.

— Ага…

23. Канадский кластер

Этот кластер тоже был северным, но принесло его откуда-то не из наших мест. Это легко определялось по высоким и красивым деревьям, отличавшимися стройностью и изяществом. Листья на них уже сменили окрас на яркий красновато-желтый, что эффектно их выделяло на фоне хвойных пород.

Клены… Это были именно они. Дорога превратилась из старой накатанной грунтовки в отсыпанную гравием дорожку, прихотливо петлявшую между холмами, поросшими нарядными красно-жёлтыми кленами и мрачными хвойными деревьями.

Машина, обогнавшая нас с час назад, валялась перевернутая на обочине. Вокруг неё суетились несколько бегунов.

— Что мы тут высматриваем? — тихо спросил меня Отелло.

— Ни «что», а «кого». Более крупных тварей, — ответил я очевидное, — Если минут через десять — пятнадцать на эту вечеринку не заявятся большие ребята, мы с тобой возьмем этих в ножи.

— В ножи? — спал с лица крестник, — Зачем? У нас же автоматы есть и пистолеты.

— Нужно экономить боекомплект, — путь до Зимнего неблизкий, неизвестно, когда мы сможем его восполнить.

Разговор затух сам собой. Вокруг перевернутой машины терлось семь бегунов, один из которых был матёрым, готовым уже вот-вот стать лотерейщиком. Никого более развитого мне обнаружить не удалось. Вообще, на начальных стадиях зараженные не отличаются ни интеллектом, ни силой, и опасность представляют только в больших количествах. Поэтому я не очень опасался этих семерых мертвяков. Самая главная проблема состояла в том, что на поднятый ими шум может заявиться кто-то большой и страшный. Тот, кому распотрошить легковой седан не составит никаких трудностей.

Через четверть часа ситуация не изменилась. Клёны всё так же величественно краснели вокруг нас, а заражённые толкались у перевернутого автомобиля. Всё было тихо.

— Ну что? — спросил меня Отелло, — Пошли? Устроим рок в этой дыре.

Идти никуда не хотелось, какое-то невнятное чувство тревоги не оставляло меня. Это было не предчувствием, а чем-то вроде не оформившихся опасений. Неужели я настолько расслабился в охраняемой Треблинке?

Это же очень заманчиво — переложить заботу о собственной безопасности на кого-нибудь другого. Того, кто лучше вооружен, подготовлен и сможет это сделать за тебя, а самое главное — будет рисковать своей задницей вместо тебя. Но в Улье так не работает. Здесь это путь в никуда.

— Ага, — согласился я, закидывая автомат за спину и доставая топор, — Погнали…

Заражённые, сосредоточенные на том, как бы им распаковать машину, в которой явно кто-то спрятался, нас заметили в последний момент. Мы уже успели приблизиться к ним на пятнадцать метров, когда один из бегунов сорвался в нашу сторону.

Я встретил его ударом туристического топорика в лоб.

Это послужило своеобразным сигналом к атаке. Оставшиеся ломанули на нас всем стадом. Сомалиец испуганно выругался.

— Не ссы, — ободрил крестника я, — Прорвёмся…

Больше болтать нам не дали. Если с одним заражённым Отелло справился уверенно, даже хладнокровно, второму противнику удалось его завалить, и крестник запаниковал.

Он не дал зараженному себя порвать, но на этом успехи закончились. Самое плохое, что он начал в голос ругаться на своём великом и могучем африканском языке. Разобравшись с бросившимися на меня мертвяками, я поспешил на подмогу крестнику.

После минутной возни мы уже вдвоём сидели, тяжело дыша, возле тела дохлого монстра. Отдышавшись, я спросил:

— Вот и нахрена ты ругался?

— Не ругался я…

— Да? — моему удивлению не было границ, — А чего тогда выражение лица такое матерное было?

— Молился… К нашим африканским богам сложно с другим выражением лица обращаться…

— Я думал вы там ислам исповедуете…

— Ну… Это… Исповедуем…

Я махнул рукой.

— Исповедует он…

Но тему больше развивать не стал. Уживается в голове крестника Аллах и неизвестное количество африканских божков — это его дело. Я не мулла, чтобы его заблудшую душу выводить из мрака язычества.