С тобой? Никогда!

Две недели до выпускного выдались необычайно трудными. Днем я что-то зубрила, лежа на кровати с книжками. И в прикуску с яблоками и морковкой поглощала все больше знаний. А вечером, если получалось, мы встречались с Ярославом — тайком, чтобы не травмировать мою бабушку.

Нет, мы не ходили за ручку. Мы не были парой.

И никто из нас не мог преодолеть этот барьер — когда ты всё уже понимаешь, когда все чувства на виду, только дотронься, прикоснись, поцелуй… Но ни один из нас пока не делал этого шага. Не мог решиться. Я — потому что девочка. Потому что толстая и не чувствующая уверенности в себе. А Ярик… Не знаю… Не знаю, почему.

Не хотелось никуда торопиться, наверное. Все эти бабочки в животе, ощущение полета, волнения, сковывающего всё тело при виде объекта симпатии — это было так волшебно, так зыбко и воздушно, что не хотелось нарушать хрупкость всего того, что происходило тогда между нами.

Дни летели за днями. Если я не читала учебники, то слушала, как Ярик за стеной играет на фортепиано, если не слушала его, то наслаждалась музыкой, которую он записал специально для меня: никакой классики, немного альтернативного рока, инди и щепотку смежных жанров. Удивительно, но я видела в каждой мелодии его улыбку, ощущала его настроение и мальчишеский задор — эти песни и были самим Яриком. Такие же светлые, легкие, точно щедрое летнее солнышко, светившее за окном.

Когда я сдала первый экзамен, мы встретились у школы.

— Ну, как? — поинтересовался он.

Ярик шел, опустив голову и спрятав руки в карманы. Так, словно ему было не по себе по какой-то причине.

— Не знаю. — Выдохнула я. — Математика — не моё, но мне удалось решить почти всё. Надеюсь, какие-то из заданий всё-таки окажутся верными.

— Молодец. — Его голос звучал приглушенно. — Я тоже, кажется, справился.

— На репу сегодня идем? — Спросила у него жизнерадостно.

— Я… Нет… — Его лицо стало мрачным, будто он вдруг подумал о чем-то плохом. — Я отменил их до выпускного. Нужно готовиться, а еще музыкалка… Ну, ты знаешь…

— Да. — Кивнула я. — Не до репетиций пока. Кстати! Бабуля вчера в саду нашла старые пластинки. Вроде у тебя был проигрыватель. Может, послушаем их?

Его лицо смягчилось, на нем проступило заметное облегчение:

— Конечно!

А через полчаса мы уже были у него дома. Лежа на полу, слушали на виниле Высоцкого, Битлз и всё, что не успела выкинуть моя бабушка, прибираясь в садовом домике. До прихода родителей Ярика оставался целый час, и у нас был миллион возможностей, чтобы поцеловаться, и никто бы нам не помешал. Но мы… почему-то не делали этого.

Я кивала в такт музыке, делая вид, что мне жутко нравится эта композиция, а сама украдкой смотрела на него. На крепкие руки — чересчур сильные для юноши такого возраста (и для музыканта), на загоревшую на летнем солнце матовую кожу, на мягкие черные волосы, в которые очень хотелось зарыться лицом. И с трудом сдерживала улыбку.

Он уже не был мальчиком, но и мужчиной тоже — об этом говорила нежная, детская прелесть его лица, гладкость и мягкость персиковой кожи. А те искренность и невинность, которые промелькивали в его улыбке, стоило ему рассмеяться, только подтверждали мои наблюдения.

Я больше не спрашивала себя, что со мной не так. Ко мне, наконец, пришло понимание. Четкое осознание того, почему под моей грудной клеткой при виде него, превращая все мои внутренности в расплавленный шоколад, разливается странное тепло. Я влюбилась. Да. Полюбила его всей душой, и поэтому всё во мне трепетало всякий раз при виде этого парня.

А еще я хотела, чтобы он сам сделал первый шаг. Ведь наше сближение было таким очевидным, таким явным. Зачем было тянуть? Ведь каждый из нас понимал, к чему все это идет, почему мы проводим вместе так много времени.

Тогда я еще не знала, что он меня обманул.

Обычно люди создают в голове образ человека, основываясь на том, каким образом они общаются с ним наедине. Часто они даже не подозревают, что этот человек в компании своих друзей, сослуживцев, знакомых может вести себя совершенно по-иному.

Наверное, я тогда попала именно в эту ловушку. Была настолько уверена в происходящем между нами, что не оглядывалась по сторонам. Была слишком юной и наивной, чтобы верить, что действительно значу для него хоть что-то.

— Ты была вчера на их репетиции?

— Да, потрясно!

— Я сидела совсем рядом, а он так играл!

— Да, а этот мальчик на барабанах?

— Красивый, но говорят, он скоро уедет. Зато гитарист свободен. Ни с кем не встречается.

— Нет, клавишник симпатичнее! Он из параллельного класса, помнишь? Я давно его заметила.

Я услышала этот разговор после очередного экзамена. Логунова шепталась с подружками. Хотя почему «шепталась»? Она делала это так громко, чтобы я могла расслышать каждое слово.

«Репетиция? Вчера? Но он же вроде сказал…»

— Завтра меня тоже пригласили. Пойдешь со мной?

Не выдержав, я обернулась. И тут же получила полный брезгливости взгляд:

— Не подслушивай, Колбаса!