С тобой? Никогда!

— Я так устала… — По ее щеке покатилась слезинка, за ней другая. — Позавчера они шли за мной по коридору и специально наступали на пятки. Заставили меня же и извиняться. Вчера накидали липких жёванных жвачек в капюшон, а сегодня это. Вот за что?

Шорохи за дверью усилились. Смех тоже. Происходящее собирало все больше зрителей.

— Только не реви. — Попросила я.

Огляделась. Взяла флакон с жидким мылом и подошла к двери. Наклонилась к замочной скважине. В отверстии что-то темнело. Так и есть, они смотрели на двух запертых в туалете школьниц-изгоев и ржали.

«Ну, отлично. А как вам это?»

Я подставила к скважине дозатор флакона и с силой надавила. Вырвавшись, густая мыльная струя пулей влетела в дыру. Послышался вскрик. Затем копошение по ту сторону.

Воспользовавшись заминкой, я саданула дверь плечом изо всех сил. Обидчики бросились врассыпную, но не все: Янка присела у стены, закрыв ладонями глаза, и громко заныла. Возле нее, склонившись, уже охали ее прислужницы. Кажется, кому-то из них больно припало дверью, другие просто сочувствовали поверженной предводительнице.

Но что самое интересное: эти девочки смотрели на меня, как на чудовище. С испугом, с отвращением. Словно это не они только что издевались над нами, а я — само исчадие ада, злодейка, посмела так жестоко поступить с ними.

И, конечно же, классная руководитель тоже пребывала в ужасе от этого происшествия.

— Непостижимо! Бесчеловечно! — Она хваталась за голову, расхаживая туда-сюда по классу. — Они всего лишь пошутили, а ты…

— Да, — хныкала Логунова, потирая покрасневшие глаза. — Мы всего на секундочку дверь придержали. Думали, там мальчишки, а она…

— Ты нарочно ударила девочек дверью и стреляла мылом в глаза Яне? — Склонилась над моей партой Вера Романовна.

Мои уши и щеки так сильно горели, что, казалось, из них сейчас повалит дым — со свистом, как из чайника. Я молчала. Не собиралась оправдываться.

— Вот и что мне с тобой делать? И бабушку ведь твою жалко… Будет переживать…

Я покосилась на Янку, и мы обменялись ядовитыми взглядами. На секунду мне показалось, что она что-то задумала. Так оно и было:

— Я ее прощаю. — Вдруг заявила она.

Святая Дева Мария, не иначе.

— Не надо меня прощать. — Хрипло бросила я в ее сторону.

Но Янка только выше задрала свой сопливый красный нос:

— Возьмем ее на поруки, ребята? Все-таки, праздник скоро. А? Пусть Ласточкина танцует с нами, Вера Романовна? Не нужно ничего говорить ее бабушке. Она исправится, вот увидите.

Мое лицо вытянулось от удивления. С чего такое благородство? Что она задумала?

Но очень скоро я поняла, что в этом-то и было наказание. Сколько не отказывалась от участия в танце, угрозы вызвать в школу бабулю срабатывали, и в конце концов я сдалась. Уже на первой репетиции стало ясно: ламбаду Яночка выбрала не зря. Она знала, как тяжело мне придется вращать бедрами и крутить попой на фоне стройных, как тростинка, девочек.

И пусть стояла я позади всех, затеряться у меня не получалось: костюмы, которая Логунова придумала для танца были страшным сном для любого, кто обладал хотя бы ста граммами лишнего веса (не то что для меня). Узкий короткий топ, открывающий живот, и пышная короткая юбка.

Мне хотелось застрелиться.

Они притащили мне самый большой размер — мой костюм напоминал штору, наспех содранную с гардины, разделенную рывком на две части и обмотанную вокруг тела. Яркая, желтая, дешево блестящая и не поддающаяся глажке гигантская занавеска.

Фроловой повезло еще меньше: ей пришлось ушивать юбку с топом, чтобы те хоть как-то держались на ее костлявом теле. Полагаю, вместе мы смотрелись как Тимон и Пумба из известного мультфильма, и этот факт только подтверждал довольный Янкин взгляд. Она ликовала.

Логунова вообще была подозрительно ласкова со мной все дни репетиций — оно и понятно, на фоне таких неуклюжих танцовщиц она смотрелась просто богиней танца. Чего уж говорить, своим нелепым видом мы очень выгодно оттеняли ее на сцене.

Поэтому мне пришлось немного схитрить. Купив такой же ткани в ближайшем магазине, я, пусть и немного криво, но нашила длину у топа — прикрыла складки на выступающем животе. Затем ослабила резинку на юбке, впивавшуюся в талию, и тоже добавила ей немного длины. Решила: станцую. Да станцую так, чтобы Янка эта своей злостью подавилась!

И все вечера усердно тренировалась в своей комнате у зеркала.

«Да, я большая. Но я большая и сильная» — сказала про себя перед самым выходом. Может, я и смотрелась нелепо с этими кудряшками и цветами в волосах, может, выделялась среди своих одноклассников полнотой, но не собиралась быть неуклюжей коровой на сцене. Ни за что!

Музыка, движения, улыбка во все лицо.

Мне казалось, что я парила над землей. Даже в глупом паровозике, когда мы танцевали, ухватившись за талии друг друга, я думала о том, что не зря скинула пять килограмм за последние два месяца — наверное, это было очень заметно. И Ярик, где бы он ни был, видел сейчас меня.

А потом мы дружно сошли со сцены и бросились переодеваться.

— О, ты такая… яркая! — Остановил меня его голос в закулисной полутьме.