С тобой? Никогда!

Мимо прошла тощая Янка. Она даже притормозила у расписания, чтобы украдкой оглянуться на нас: вдруг ей показалось?

— Придешь к нам на репу? В подвал. — Ярик мотнул головой, указывая направление. — Мы сегодня там обустраиваемся.

Логунова продолжала с недоумением рассматривать моего собеседника.

— С удовольствием. — Я даже приосанилась.

Задрала подбородок. Пусть она видит, что это не мираж. Мы мирно болтаем с первым красавчиком школы — мы с ним друзья.

— Тогда жду тебя. — Он коснулся моего плеча, подмигнул и ушел.

Он! Коснулся! Моего плеча!

Знай наших!

Я развернулась и деловито пошла в класс. Плечо все еще хранило тепло его руки, а душа выплясывала сумасшедшие па где-то на седьмом небе от счастья. Весь урок Янка шепталась со своими подружками и пыталась испепелить меня взглядом, но мне было наплевать. Пусть думают, что хотят. Это их дело. А у меня все теперь будет по-другому.

Ярик встретил меня на входе в подвал.

— Ой, — вскрикнула я, заметив его тень.

Глаза не сразу привыкли к полутьме.

— Услышал шаги, решил тебя встретить. — Он взял меня за руку. — Осторожно, здесь мешки навалены. Вот так, обходи. Да. Идем. — Провел по узкому коридору. — Добро пожаловать в нашу нору. У нас скромно, но со вкусом. А это Боря, знакомься.

Плотный, невысокого роста паренек с круглым лицом, сидя на краю дивана, настраивал гитару. Завидев меня, он отложил инструмент в сторону и подскочил.

— Привет! — Махнул рукой.

— Это Даша. Моя… — Ярик улыбнулся. — Моя соседка. Подруга детства.

— Его дружище. — Ужасно нервничая, зачем-то добавила я.

— А, ага, ясно. Клево. — Боря указал на диван. — Садись. Играешь на чем-нибудь?

— Я? Ой, нет. Разве что, у бабули на нервах.

— Хы, прикольно. — Парнишка рассмеялся, обнажив ровные ряды коротких белых зубов.

Так и началась наша дружба.

Трижды в неделю я приходила после уроков в подвал, чтобы послушать, как они играют на инструментах. Надо признаться, это было самое счастливое время в моей школьной жизни. Пусть и короткое, но очень яркое воспоминание тех лет. Я приносила им булочки или другую свою нехитрую стряпню, помогала с уборкой, сидела на диванчике, слушая, как раз за разом они проигрывают одни и те же партии, добиваясь лучшего звучания, и ощущала себя частью чего-то по-настоящему крутого и волшебного.

Можно сказать, у меня было привилегированное положение. Мне всегда были рады. Своими шутками я заставляла парней улыбаться и всегда была самым первым слушателем их новых музыкальных композиций. Ни с чем несравнимое ощущение! Особенно, когда Ярик приносил свои заметки, нотные тетради, даже салфетки с набросанными на них карандашными памятками, усаживался напротив меня в полутьме каморки и впервые наигрывал новые мелодии на клавишных.

Да, было бы лукавством утверждать, что я слышала тогда эти композиции впервые. Ведь я могла проводить целые часы, сидя у стены, прижавшись к ней ухом. Именно тогда и рождались его мелодии — путем проб и ошибок. Всего с нескольких нот, с плавного перебора или ежедневной разминки. Я даже слышала, как ворчит его отец, являясь в комнату, едва заслышав отступление от классической программы музыкальной школы.

Но Ярослав все равно находил время, когда родителей не было дома, чтобы потренироваться или сочинить что-то новое для их с Борей группы.

— Нет, группа — это сильно сказано. — Усмехался Боря, мучая струны своей бас-гитары. — Нам бы определиться с направлением, довести все до ума, найти хорошего ударника, вокалиста и электрика. — Так они называли гитариста, который должен был играть на электро-гитаре. — Где мы сейчас найдем ребят со своим инструментом?

— К нам парня перевели. — Пальцы Ярика плавно ласкали клавиши синтезатора, и у меня не получалось отвести от них взгляда. Наконец, они замерли, и парень посмотрел на нас. — Он сегодня только второй день у нас, но общительный очень. Дима Калинин. Вроде нормальный. Говорит, что немного на ударных играет. Может, посмотрим его как-нибудь?

— Можно. — Оживился Боря.

— Правда, он сказал, что надолго не задержится. С мамой осенью в Америку уезжает. Но за лето, пока он с нами, мы могли бы найти кого-то ему на замену.

— Да, спроси у него. А этот мажор, как его… — Гитарист почесал затылок. — Тимофей. С десятого «А». Помнишь его? Левицкий. Про него рассказывали, что у его отца денег немеряно, и он ему Гибсона подарил. Я слышал, что он устроил тогда вечеринку, и соседи даже ментов вызвали.

Было заметно, что Ярику не сильно приятна идея звать в группу кого-то «левого»:

— Так у него просто гитара есть? Или он на ней играет? — Наморщился он.

— Это Гибсон, братан. — Боря повернулся ко мне. — Скажи, Дашка? Гибсон! Дорогущий! Представляешь, какое там звучание? Если у него папаня такой щедрый, может, нам и комбик хороший перепадет, а не этот ящик компостный. — Он скривился, глядя на старый усилитель. — Может, сможем организовывать настоящие выступления, а? В клубе, как взрослые. Где звук по ушам — ба-бааам! Где девчонки толпами! Скажи ему, Дашка, скажи!

И я кивнула, одновременно пожав плечами.