С тобой? Никогда!

Я смутно помнила подробности нашей дружбы: в какие игры мы играли, оставаясь в его комнате вдвоем, и какие игрушки вынуждены были делить на двоих, когда спускались за руки, чтобы вместе погулять во дворе. Но что я отчетливо помнила, так это то чувство, которое рождалось у меня в душе от его присутствия — счастье.

Сформулировать это получилось только сейчас, а тогда же можно было разве что догадываться, почему мне было настолько комфортно рядом с ним.

— П-привет… — пробормотала я, часто моргая от удивления.

И тогда Ярослав улыбнулся. Но не в привычном смысле этого слова. Когда этот мальчишка улыбался, все его лицо, до последней черточки и ямочек на щеках, все оно превращалось в сияющую улыбку. И, видимо, поэтому у меня так больно кольнуло в груди — я все еще помнила ее. Просто забыла, какой эффект она может производить: начиная от заходящегося в болезненном стоне сердца и заканчивая моментально потерявшими твердость ногами.

— Как дела? — Задал он дежурный вопрос.

И нервно почесал затылок.

— А… — растерялась я. — А….

Мне понадобилось сглотнуть, чтобы не задохнуться от волнения. Если по-хорошему, то мне срочно нужно было принять ледяной душ, а потом вылететь в открытый космос, где никто не услышит, как я ору: «А-а-а, боже!!! Это он!!! Пришел ко мне домой!!! Держите меня, семеро!!!»

— Хорошо. — Показалось мне самым разумным ответом.

Я сейчас уже и не помнила, почему мы перестали общаться. Все-таки, наверное, потому, что он мальчик, а я девочка. Нас распределили в разные классы, у нас появились собственные интересы, его заставили ходить после уроков в музыкалку, а меня на продленку, и наши пути больше не пересекались.

Но это все было не важным. Ведь теперь он стоял на пороге моей квартиры, сиял своей очаровательной улыбкой, и меня снова охватывало знакомое чувство эйфории — безграничного счастья, природа которого не поддавалась никакому объяснению.

Ярик…

Достаточно высокий, с коротко стриженными темными волосами, торчащими на макушке в разные стороны. С чувственными, мягкими губами, мужественным носом и пронзительными, внимательными темно-карими глазами. Его плечи определенно стали шире, а черты лица заострились, но вот тонкий беловатый шрам на лбу остался.

— А я… — замешкался он.

И запустил длинные, тонкие, нервные пальцы в шевелюру. «Боже, какие же у него красивые кисти рук. Словно специально созданные для музыкального инструмента!».

— В общем, у меня дверь захлопнулась. — Наконец, выдохнул парень.

И снова улыбнулся, чтобы добить меня, а заодно и мои дрожащие от волнения коленки. «Вау» — чуть не вырвалось у меня, потому что Ярик растерянно хлопнул ресницами, и выглядело это так, будто он строил мне глазки.

— А я… — Мне каким-то чудом удалось сохранить равновесие. — Я вот блинчики напекла…

И густо покрылась краской, ожидая, что он посмеется над жалкой толстухой, которая зазывает его на обед.

— Так мне можно войти? — Просиял он.

И я покраснела еще сильнее.

— К-конечно. — Отступила на шаг назад.

— Ммм, — скинув тапочки, Ярик лукаво улыбнулся. — А я все думал, чем у вас так всегда вкусно пахнет!

— Да вот. — Не придумала ничего лучше, чем неловко развести руками. — Хотела бабушку порадовать. — И видя, что парень замешкался у порога, махнула в сторону кухни. — Хочешь чаю?

— Спасибо, не откажусь.

Если бы он только знал, какая буря эмоций бушевала в этот момент в голове неуклюжей толстушки-девятиклассницы! Мне хотелось переодеться, причесаться, прибраться и упасть в обморок одновременно. Я не имела совершенно никакого опыта в общении с мальчишками — тем более, с такими обаятельными, как он.

Пропустив Ярика вперед, я метнулась к зеркалу: ужас! Волосы всклокочены, щеки пылают, на лбу испарина, да еще и весь фартук в пятнах!

— Черный, зеленый, кофе? — Спросила, лихорадочно сдирая с себя перепачканный передник.

— Черный.

— С лимоном, молоком, корицей, имбирем, сливками? — По-быстрому пригладила волосы.

— Любой. — Когда он обернулся, я уже стояла позади, смущенно улыбаясь и пытаясь отдышаться.

— Так, значит, — сдула упавшую на лицо прядь, — ты не можешь попасть домой?

— Точняк. — Сообщил он, по-простецки падая на свободный стул. — Решил сходить до соседей сверху, погладить лошадь, которая так звонко стучит копытами по паркету, но не учел, что моя дверь захлопнется от сквозняка.

— Лошадь… — С трудом отодрала язык от неба. — А-а-а… Вот ты о чем!

И мы рассмеялись.

(Мы расс-ме-я-лись! Звонко, непринужденно. Клянусь, если бы он тогда отвернулся, я сплясала бы джигу-дрыгу).

— Над тобой живет многодетная семья, кажется?

Ярик выпрямился и внимательно посмотрел на меня.

— Ага. У их детишек ножки, как маленькие молоточки. Стучат, стучат, стучат. А мне нужно готовиться к экзаменам.

— Думаю, они просто мстят тебе за твои музыкальные экзерсисы. — Сказала я, ставя чайник на плиту под его внимательным взглядом.

— Что, так слышно? — Хрипло спросил Ярик.

Он закатал рукава и голодным взглядом уставился на румяные, ароматные блины.

— Очень слышно. — Краснея, улыбнулась я. — Но мне нравится… как ты играешь.

Взяла тарелку с плиты и поставила на стол.