Парень радостно потянулся к блинам, и тут на меня что-то нашло, не знаю — наверное, рефлекс какой-то сработал: как шоркнула ему по руке ладонью с размаху:
— А руки мыть? — И тут же запнулась: — Ой… прости…
— Строгая ты. — Так весело рассмеялся он, что у меня сразу словно груз с души спал.
Ярик вскочил и радостно бросился к раковине.
— Полотенце. — Протянула я ему идеально белый кусок вафельного полотна, который бабушка ласково называла рукотёром.
— Спасибо.
Парень обернулся, мы встретились взглядами, и… мне пришлось с удивлением обнаружить, что Ярослав не смотрел на меня ни с презрением, как другие сверстники, ни даже с жалостью, как это делают люди постарше. Он смотрел на меня так, будто вовсе не замечал, что я была не такой, как все. Будто глядел внутрь меня, в самое сердце.
— Ну, садись. — Указала на стул.
И вообще, рядом с таким высоким, крепким юношей я ощущала себе менее габаритной. И, клянусь, мне нравилось это необычное ощущение!
— Сметаны? — Спросила кокетливо.
И опять сама себе удивилась. «Неужели, ты так умеешь?»
— А можно маслица растопить? — Ярик явно испытывал похожую неловкость.
— Сливочного? — Обрадовалась я.
— Да. — Активно закивал он.
Схватила брусочек масла из холодильника, бросила в тарелку, сунула в микроволновку. Через тридцать секунд на донышке уже плавала вкуснющая желтая лужица. Бабушка бы ругалась: она не признавала современной техники и растопила бы масло в железной чашке, но мне было ужасно неловко перед гостем, к тому же я торопилась скорее его накормить.
— Мммм… — Неприлично застонал Ярослав, откусив край блина, смотанного в валик. И нетерпеливо потянулся к тарелочке с маслом.
— Посолить немного?
Он только кивнул. Бросила в масло несколько кристалликов соли:
— Держи.
— Фпа-фи-ба… — Промычал парень, щедро обмакнув блин и сунув в рот.
Села напротив него и устроила подбородок на руке. Как же я его понимала! Вот эти довольные полузакатившиеся от блаженства глаза, блестящие от масла губы, работающие в усиленном темпе и вдруг замедляющиеся челюсти. О, да, Ярик по-настоящему кайфовал. Такое нельзя имитировать. И виной этой его гастрономической эйфории были мои блины.
— Мммм… — Снова и снова мычал он, уминая угощение.
На тарелке оставалось все меньше и меньше блинчиков. А я любовалась им, напрочь позабыв о смущении.
— Даш! — Вдруг позвал он, вытаскивая меня из задумчивости.
— А? — Выпрямилась резко.
— Чайник кипит.
И улыбнулся.
Ты-дыщ! Контрольный прямо в сердце.
Ну, нельзя же так!
Я вскочила и неуклюже бросилась к плите. А показалось, что вспорхнула. Так легко мне давно не было. Кажется, Земля меня больше не держала. Я определенно парила где-то в облаках!
5
«Он просто общается. Потому, что он просто милый. Просто вежливый. По-другому и не может быть», — думала я, когда мы стояли с Яриком лицом к лицу в дверях на следующий день.
— Снег в парке уже растаял. Я специально сходил и проверил. Пора открывать сезон! — С воодушевлением говорил он.
Да что с тобой не так, парень? До меня никак не доходило, что привлекает его в общении со мной. Почему он пришел и зовет меня кататься в парк на роликах? Может, его заставили родители? Или моя бабушка заплатила ему за это?
— Ну… я это… — Невозможно было смотреть в его сияющее радостью лицо и не краснеть от смущения. — Не умею. На роликах…
— Идем! — Нетерпеливо всплеснул руками сосед. — Я научу.
— Но…
— Никаких но!
Пришлось одеваться и выходить.
— И роликов у меня тоже нет. — Прыгая по лесенкам, как маленький счастливый бегемотик, переживала я.
— Солнышко светит! Ручьи текут! Прокат со вчерашнего дня открылся! — Перешагивая через две ступеньки, вещал Ярик.
И его настроение передавалось мне. Подумаешь, как дрессированный медведь на коньках — покачусь, теряя равновесие. Да что я теряю? У меня и так ничего и никого нет. А этот парнишка ведет себя так, будто в упор не замечает моих недостатков.
— Неужели, ты не помнишь, откуда у меня этот шрам? — Смеялся он, когда мы, взяв ролики, сели на скамейку, чтобы их надеть.
Ярик сдвинул шапку на макушку, обнажая лоб.
— Нет. А должна?
— Вспоминай, Ласточкина!
(Да, не смейтесь — это моя фамилия. Легкая и летящая фамилия у слоноподобного подростка — не иначе, как насмешка природы).
— Ты упал с велика в детстве? Скатился лицом вниз по лестнице? — Предположила, согнувшись в три погибели и пытаясь устроить роликовые коньки на своих ногах. — Может, играл в войнушки и получил вишневой косточкой в лоб?
— Да уж. Это точно была вражеская пуля. — Закончив с обуванием, парень с интересом наблюдал за моими мучениями.
— Правда? — Выпрямилась я.
Попыталась сдуть выбившуюся из-под шапки светлую прядь, но та, кажется, намертво прилипла к вспотевшему лбу.
— Неужели, не помнишь? — Он недоверчиво качнул головой.
— Не-а.
Ярик протянул руку, и я задрожала, поняв, что он хочет коснуться моего лица. «Ой, нет. Нет! Голова, не кружись так!»
Но жар поднимался все выше и уже подбирался к шее. Становилось труднее дышать. Парень наклонился и осторожно отодвинул непослушную прядь с моего лба. Затем смущенно улыбнулся.