— Что? Говори. — Меня обжигало волнением. Чуть не подпрыгнула вслед за сердцем, больно толкнувшимся в груди.
— Это из-за баранки. — Со вздохом сказал он и потер шрам на лбу указательным пальцем.
— Какой? — Нахмурилась я.
— С маком.
И тут я вспомнила. Ужас… Позорище-то какое…
Мы качались во дворе на качелях, нам было лет по пять-шесть, не больше. Бабушка шла с работы и угостила нас баранками. Помню, как быстро, почти не жуя, я умяла свою и с прищуром покосилась на Ярика. Мальчонка, моментально догадавшись, что я собираюсь сделать, крепко вцепился ручонками в надкушенное хлебобулочное изделие.
— Дай.
— Не дам. — Поджал губы и нахмурил бровки.
— Дай, Яик!!!
— Неть.
И всё.
Помню только, что от обиды схватила пластмассовую лопатку и шмякнула его, как следует, по лбу. Ох… Он кричал, как девчонка. Ныл, выл, звенел ультразвуком на весь двор. Все соседи тогда сбежались. Возможно, как раз после этого его мама и запретила ему играть с жадной толстой соседской девчонкой.
— Я вспомнила… — Вытянув ноги, опустила взгляд.
Щеки полыхали от стыда.
— Было весело. — Усмехнулся парень.
Встал со скамейки и аккуратно, чтобы не упасть, присел и помог мне закрепить ролики на каждой ноге.
— Спасибо… — Пробормотала я. — И прости.
Хотя, ничего ведь не изменилось. Я все та же соседская толстушка, готовая драться за баранки. Вот же стыдоба…
— За что? — Ярик встал и протянул мне руку. — За маленький шрам, который ты оставила мне на память? Ерунда. Зато каждый день, глядя в зеркало, я вспоминаю тебя.
Я уставилась на него, не зная, как реагировать и что сказать. Может, он шутил?
— Поехали. — Протянул мне руку.
Как сказать, что, если я встану, то покачусь вниз по дороге, сбивая людей, коляски с детьми, деревья и лотки с мороженым?
— Я боюсь… — На обреченном выдохе.
— Со мной можешь не бояться ничего! — Парень решительно протянул и вторую руку.
Кто-то хихикнул. Я обернулась. Две тощие селедки моего возраста на соседней скамейке надевали ролики, поглядывая на нас без стеснения.
«Ну, и смейтесь!» — решила я.
Ухватилась за ладони Ярика и решительно встала.
— Ой, — неловко покачнулась.
— Не бойся. — он сжал мои руки крепче.
Ступил назад и легонько потянул меня за собой.
— Ай! Ай-ай-ай-ай… — Пропищала я тихо-тихо.
И поняла, что… еду за ним! Еду! Он катил меня за собой осторожно. Смотрел прямо в глаза. И, черт возьми, опять улыбался! Ну, нельзя же так! Когда я еду — раскорячившись, вся в поту, с выпученными от страха глазами, в распахнутой настежь куртке, в панике глотаю ветер открытым ртом и беззвучно что-то кричу — вот нагло, обаятельно и весело улыбаться нельзя!
— Ты едешь, Дашка! Едешь! — Смеялся он.
И мне хотелось расплакаться от счастья.
Парень перехватился — теперь он держал меня за одну руку и ехал рядом. Селедки больше не смеялись, они остались где-то позади. А я просто не спеша катилась вдоль по широкой дороге, любуясь весенними клумбами и улыбаясь первым, щедрым солнечным лучам. И больше не чувствовала себя неуклюжей коровой. А еще — мы держались за руки.
И это первое детское чувство накрывало меня с головой. Он — мальчик, я — девочка. Между нами что-то такое необыкновенное. Стоит ему посмотреть на меня, и щеки сами вспыхивают, сердце стучит в два раза быстрее, а планета Земля замедляется и случайно пропускает один оборот вокруг своей оси. Возможно, я немного преувеличиваю, но притяжение уже не действует. Мы в облаках!
— Значит, ты станешь музыкантом? — Спросила Ярослава, когда мы остановились у какого-то киоска, сделав огромный круг по парку.
Было так жарко, что хотелось скинуть куртку и упасть на едва проклюнувшуюся из-под земли и снега зеленую травку.
— Да. — Кивнул он, боясь отпускать меня, чтобы не потеряла равновесие и не грохнулась на асфальт.
— Так и вижу тебя за старинным роялем в большой столичной консерватории! — Призналась я. — Клавиши оживают под твоими пальцами, зал сначала замирает, а потом отчаянно аплодирует. Ты — виртуоз, талантливый импровизатор, лауреат множества музыкальных премий и желанный гость на любом концерте. Ух!
Ярик удивленно заморгал:
— Говоришь, как мой отец.
— У тебя точно все получится. — Крепче вцепилась в него пальцами и чуть не задохнулась, едва он подъехал ближе. — Я слышала, как ты играешь, и могу заверить: это божественно. Особенно вот эта мелодия: па-а-ам, пам, пам, па-пам, па-па-па-пам! Пам па-а-аам!
Наверное, вышло не очень чисто, потому что парень нахмурился.
— Это моя мелодия… — Он даже похолодел в голосе. — Сам ее написал.
— Правда? — Мне хотелось обнять его одним взглядом. — Она же крутая! Сумасшедшая, яркая… офигенная!
— Думаешь? — Словно не верил Ярик.
— Точно тебе говорю.
Я неловко покачнулась и буквально въехала в его объятия.
— Спасибо. — Проговорил он, опаляя мое лицо своим дыханием.
И я почувствовала, как твердые мальчишеские ладони обхватили то место, где у меня должна была быть талия. Даже через ткань куртки я ощущала жар его рук.
— С… с твоим талантом, — пытаясь прочесть его застывший на моих губах взгляд, выдавила тихо, — у тебя получится всё, что захочешь.