[1] Дима и Маша являются героями «Заставь меня влюбиться» и нескольких других книг молодежной серии Л. Сокол
31
Ярослав
Вот только что было тепло, было уютно, по-семейному, а теперь мотоцикл летел по серой ленте дороги со скоростью сто двадцать километров в час, еще сильнее разгоняя по венам безумие, засевшее внутри тревогой неизбежности.
«Что-то случилось. Точно случилось. Нужно спешить». Это читалось в ее взгляде, и передавалось мне едким беспокойством, заставлявшим сердце колотиться, точно безумное.
Даша дрожала. Я ощущал это через прикосновение, когда она крепко обхватывала меня ладонями и судорожно впивалась пальцами в живот. Мотоцикл кренился на поворотах и снова рвал ночную пелену лучом фары на ровном полотне шоссе. Он нёс нас сквозь шум машин, как яхта, скользящая по гладкому, податливому морю.
Резко затормозив у подъезда, я заглушил двигатель. Дашины руки расцепились, она торопливо слезла, сбросила шлем и метнулась к двери.
Я бросился следом — совсем, как когда-то давно. Тогда я не понимал, что если не догоню ее, то все будет потеряно. Сейчас же все было по-другому, только отчего-то ощущалось точно так же.
— Ба! Бабушка! — Настойчивый стук, и лихорадочная попытка прислушаться к звукам, приникнув к двери.
— Ключи! — Подсказал я.
Даша растерянно выгребла их из сумки, нашла нужный и дрожащими руками вставила в замочную скважину. Повернула, и мы ворвались внутрь.
Темно. Желудок моментально скрутило узлом, к горлу подступила тошнота. Снова это ощущение безысходности, пугающее предчувствие надвигающейся беды.
— Бабуль! — Дашкин голос оборвался на высокой ноте.
Тихо.
— Паулина Сергеевна! — Позвал я, нашаривая выключатель на стене.
Даша в это время уже метнулась к ее комнате. Щелк! Загорелся свет. Она открыла дверь, я за ней следом.
— Бабушка! — Со всхлипом, растерянно.
Женщина лежала на полу лицом вниз. Дашка упала перед ней на колени. Я тоже опустился на пол. По венам понеслось оцепенение: страх липкими клешнями медленно подбирался к горлу.
— Ба! Пожалуйста, Ба, посмотри на меня!
— Подожди. — Прохрипел я, наклоняясь к лицу старушки, видя, как Дашка ударяется в панику, начиная трясти ее. — Тихо.
Девушка замерла, удерживая новый всхлип.
— Дышит. — Уверенно сказал я. — Скорую! Быстро! Где телефон?
Аккуратно перевернул женщину, стащил с кровати подушку, подсунул под ее голову. Расстегнул верхние пуговицы ее халата, метнулся, открыл окно.
— Скорую, Даш! — Напомнил застывшей от ужаса девушке.
Даша кивнула, достала мобильник и принялась набирать номер экстренной службы. Я вскочил и со всех ног понесся в коридор. Толкнул дверь, выбежал на лестничную клетку и, позабыв, что есть кнопка звонка, стал изо всех сил колотить в дверь соседней квартиры.
— Ярослав… — Прошептала растерянная мама, открыв дверь. Часто моргая, она куталась в свитер.
Я уперся в стену, чтобы отдышаться.
— Мам. Там! — Кивнул в сторону. — Там человеку плохо, помощь нужна. Идем скорее!
— Да, конечно. — Кивнула она.
И прямо в тапочках заспешила к соседям.
— Привет, сын. — Уже в спину произнес отец, появившийся из темноты коридора.
Я посмотрел на него через плечо:
— Привет.
И ринулся обратно в квартиру Даши.
Скорая приехала быстро. Мы с отцом помогли вынести на носилках Паулину Сергеевну и загрузить в автомобиль. Медики на ходу выполняли с ней какие-то манипуляции, а Дашка, забравшись в машину, внимательно за ними следила. Двери закрылись, и скорая с мигалками сорвалась с места.
Я направился к мотоциклу, когда папа сказал:
— Лучше на четырех колесах. — Он дотронулся до моего плеча. — Пожалуйста, Ярослав.
В голове была такая каша, что я решил не спорить — особенно при матери. Мы подождали, пока она переоденется, и поехали в больницу. Даша сидела в приемном отделении, глядя в одну точку и вжавшись в скамейку. Бледная, как мел, перепуганная. Когда я подошел, она не сразу меня узнала. А когда я позвал ее по имени, бросилась мне на шею и, наконец, дала волю слезам.
— Я виновата. — Рыдала она, уткнувшись в мою грудь. — Совсем не уделяла ей внимания. Отмахивалась. Сколько раз хотела с ней к врачу съездить! А сегодня трубку не взяла, когда она звонила!
— Всё будет хорошо. — Говорил я, прижимая ее к себе.
А что еще мне было сказать?
Дашка все говорила что-то и говорила, а я гладил ее по волосам, чувствуя, как промокает моя одежда от ее слез. Всё, что я мог это быть рядом и ждать, надеясь на лучшее. Мои родители говорили с врачами, но никто не мог дать нам ответа. Медики сновали туда-сюда с безразличными лицами, и каждый из нас знал, что там, за закрытыми дверями, они и их коллеги каждую минуту ведут борьбу за чью-то жизнь.
У нас не было ничего, кроме надежды. Мое тело было каким-то резиновым — внутри будто не осталось ничего твердого. Кости точно растворились, кровь превратилась в желе. Даже время, кажется, остановилось, издеваясь над нами.
Но нужно было оставаться сильным — для Даши. Она съежилась в моих объятиях и больше не плакала: слез не осталось. Только всхлипывала время от времени и шептала, что не хочет оставаться одна.