С точки зрения Ганнибала. Пунические войны

Ганнибал оказался, мягко говоря, в неприятной ситуации — и тут, в разгар боя, ему сообщают, что из Рима прибыли послы, которые хотели бы задать карфагенянину несколько бестактных и нелицеприятных вопросов.

Ганнибал не без оснований отвечал, что он сейчас слегка занят и что послам не стоит направляться прямо в гущу сражения — они могут пострадать от шальной стрелы.

Но как же быть? Ганнибал не сомневался в том, что римские послы, не сумев переговорить с карфагенянами в Испании, тотчас отправятся с жалобами на него прямо в Африку, к врагам Баркидов, и тогда из метрополии следует ожидать крупных неприятностей. Поэтому Ганнибал поспешно послал на родину своих людей с тем, чтобы те связались с членами семьи и своими сторонниками, подготавливая почву для превентивного удара. Когда римляне прибудут ябедничать на бесчинства, чинимые Ганнибалом в Испании, их будет ожидать весьма холодный прием.

В Африке римлян по крайней мере приняли, но выслушали с весьма кислыми лицами. Требования приструнить сына Барки не вызвали у карфагенян энтузиазма. Только оппозиция в лице непотопляемого Ганнона поддержала римских послов. Ганнон, если верить Титу Ливию, разразился речью, достойной Цицерона, и принялся упрекать карфагенское правительство в беспечности. Он, Ганнон, с самого начала говорил, что не следует давать войско сыну Барки. И что теперь? Нарушив мирный договор с Римом, он осадил Сагунт, союзный римлянам. Скоро, скоро, черным вороном каркал Ганнон, римские легионы будут осаждать сам Карфаген, возмездие придет!

Ну, насчет возмездия — оставим на совести Тита Ливия, который, в отличие от Ганнона, знал окончание этой саги. А вот что римляне вместо того, чтобы послать Сагунту в помощь свои непобедимые легионы, ездили взад-вперед и всюду говорили проникновенные речи, — это оставим на совести римлян.

Если сагунтийцы до последнего обороняют родной город «из верности союзу с Римом» и это добродетель, то как назвать поведение союзников, не пришедших на помощь этим добродетельным горожанам? Вопрос повисает в воздухе: ведь римляне сами себя назначили «хорошим парнем истории», и, что удивительно, практически весь мир с ними до сих пор соглашается...

Так или иначе, в Карфагене римские послы услышали альтернативную версию событий: «Войну начали сагунтийцы, а не Ганнибал, и Рим поступил бы несправедливо, жертвуя ради Сагунта своим старинным союзником и любезным другом — Карфагеном». Никаких сомнений, произнося эти слова пунийские сенаторы за спинами вертели увесистые кукиши.

Пока шли унылые переговоры на высоком уровне и выдвигались аргументы и контраргументы, Ганнибал дал войску несколько дней отдыха и под конец обещал отдать город на разграбление, что сильно подняло энтузиазм среди его солдат.

В Сагунте на скорую руку заново возводили укрепления и готовились к новому штурму. Этим штурмом Ганнибал руководил лично, используя многоярусную осадную башню. Она была выстроена такой большой, что оказалась выше любого из оборонительных сооружений города, и с каждого яруса могла вести боевые действия: везде были расположены баллисты и катапульты.

Обстрел полностью уничтожил отряды, обороняющие стену. После этого карфагеняне приступили к разрушительной работе: стали разбивать саму стену молотами и таранами.

Видимо, эту часть стены возводили как раз наспех, потому что камни, из которой она была сложена, не скреплялись раствором.

Довольно скоро укрепление не выдержало натиска, и первые отряды карфагенян ворвались в город, захватив прилегающие к стене участки. Там они быстро закрепились, перетащив катапульту на башню, господствовавшую над районом.

Сагунтийцы все еще не сдавались. Пока карфагеняне разрушали первую стену, защитники города спешно возводили вторую — по сути обычную баррикаду, которая должна была хотя бы ненадолго задержать нападавших.

На что же рассчитывали осажденные?

У них оставалась эфемерная надежда на то, что внезапный бунт среди подчиненных Ганнибалу местных племен отвлечет пунийцев от осады. Два иберийских племени были недовольны жесткой политикой карфагенян: те забирали у них слишком много солдат для своей армии. Иберийцы уже подумывали над тем, чтобы отпасть от такого неприятного и явно навязанного им «союза»; но Ганнибал посетил их лично, и они внезапно передумали.

Осада Сагунта не стала менее суровой на время этой короткой отлучки Ганнибала. Полководец оставил войска Магарбалу, сыну Гимилькона. Магарбал отличался завидной энергией и, когда Ганнибал вернулся, предъявил ему новые проломы в стене Сагунта. Еще один штурм привел к большим потерям, а карфагеняне продвинулись еще немного вглубь города.