– А какова дьявола табе туда ийтить? – она наклонилась и, кряхтя, повозилась в луже трясущейся рукой, доставая ключ. – На, возьми ключ-то, я замков не держу. Ну, иди, иди, раз пришёл.
Дверь визгливо скрипнула старыми петлями, из темного проёма пахнуло затхлой сыростью нетопленой деревенской избы. Андрей, испытывая неловкость под тяжёлым, презрительным взглядом сердитой бабки, потоптался на крыльце, чтобы немного оббить налипшую к кроссовкам грязь. Он собрался шагнуть в темноту, но замер – внутри ничего не было. Вообще ничего. Бездонная пустота, до тошноты, до панического страха головокружительная бездна.
Его бросило в жар. Отпрянув от зловещей пустоты, он спрыгнул с крыльца, едва не поскользнувшись на раскисшей земле, и, не оглядываясь, побежал. Что-то происходило то ли с ним, то ли с деревней, и оставаться здесь – означало ввергнуть себя во власть непонятной злой силы.
За деревней было поле – дикое, заброшенное, как и сама деревня. За полем – кладбище, где-то там, в его глубине, снова пронзительно гаркнула пару раз ворона, но теперь так громко, что даже эхо пронеслось в серой беспросветной вышине. За кладбищем начинался лес.
В лесу Андрей остановился, переводя дыхание. Немного восстановившись, прислушался. Какие-то еле уловимые звуки – там, впереди, прямо по дороге, – не давали ему покоя. Да, и эти звуки почему-то казались ему очень близкими сердцу, добрыми, приятными, зовущими.
Он бросился вперёд с удвоенной энергией, не разбирая дороги, срезая нетерпеливо, когда та петляла, словно зверь, ломая кусты. Звуки приближались. Ещё ближе. Ещё ближе. Близко. И… Андрей остановился как вкопанный. Он узнал эти звуки. И, кажется, теперь начал всё вспоминать.
Вышло солнце – по-летнему властное, жаркое, ослепительное. На небольшой уютной поляне на берегу лесного озера дымил мангал, в тени ветвистой берёзы – светлой, весёлой – в радостном, беззаботном беспорядке валялись всякие вещи – одежда, пакеты с едой, бутылками и прочее. С другого края стоял серебристого цвета внедорожник. Все двери его были открыты настежь, включая дверь багажного отделения, и оттуда орала задорная ритмичная музыка.
Возле внедорожника курили два парня. Один – длинный, сутулый, с рыжими волосами и вытянутым лошадиным лицом. Второй – вкаченный, губастый, некрасивый, в одних плавках, постоянно трогал себя в разных местах.
– Андрюха! – с досадой всплеснул руками первый. – Ну, куда ты пропал? Без тебя шашлык сгорел.
– Я это… пацаны… – Андрея захлёстывали эмоции, и он с трудом подбирал слова. – Чё-то мне хреново… Чё мы пили-то? Меня унесло куда-то!..
– Фигасе! – воскликнул второй. – Ты там, в кустах, дунуть чё-то успел, что ли? Мы ещё не наливали даже, Серёгу с Машкой ждём, они не накупаются никак.
А длинный добавил с язвительной усмешкой:
– А тебе, Андрюх, так и вообще нельзя. Давай колись, что курил-то?
– Не курил я, пацаны. Я вообще не знаю, что было. Короче, я в деревне как-то оказался, не помню.
– В какой деревне, братан? – спросил вкаченный.
– Ну, тут деревня есть недалеко…
– Вот тебя накрыло! – вкаченный засмеялся. – Какая деревня, очнись!
Андрей слегка рассердился и раздражённо показал в сторону деревни.
– Вот там кладбище, за ним поле, а дальше деревня. Не веришь? Ну, пошли, покажу!
– Чудак-человек! – прыснул со смеху и длинный. – Какая там деревня? Там наш любимый город, Андрюша! Окружная, два кэмэ и дома!
Андрей не верил своим ушам.
– Пацаны, да вы чё? А как же… пацаны, отвечаю за базар – я проснулся со Светкой утром в каком-то доме, а Светка как бы без головы… ну, я очканул, конечно, ломанулся в деревню, бабка какая-то встретилась… там вообще хрень была жуткая… я побежал в лес и на вас наткнулся.
Пацаны перестали смеяться и смотрели на него глазами, полными неподдельной тревоги. Наконец, вкаченный осторожно кашлянул и сказал тихо:
– Братан, ты ушёл на пять минут, чисто отлить. Ну, максимум тебя минут десять не было. Что ты городишь-то? Какая деревня? Какая бабка? Какой дом? Какая Светка-то?
– Щас, погодите, – Андрей поискал в карманах старинный ржавый ключ с брелоком в форме дольки лимона, но вместо него вытащил другой – блестящий, от серебристого внедорожника, с сигналкой – и вспомнил: «Чёрт, это же моя машина, я ведь за рулём!»
– Ну? И что? – тихо, как и вкаченный, спросил длинный.
– Нет… Ничего… – холодея, замерзая изнутри, сдавленным голосом проговорил Андрей.
– Ты, похоже, перегрелся на солнышке, братан, пошли к Серёге с Машкой, искупаемся, охладимся, давай, пошли, братан, – заботливо похлопал его по плечу вкаченный.
– Не, ребят, я лучше в тени чуток полежу, – устало отказался он и поплёлся к старым ивам, росшим вдоль берега.
Оставив парней, Андрей прилёг на душистую, с влажной прохладой, траву, подложил руку под голову, прикрыл глаза. От озера потянуло приятным, свежим, словно в мае, ветерком, пахшим водорослями и прогретым песком, доносился девичий смех и всплески. Тонкие ивовые ветки покачивались, едва не касаясь его лица. Хорошо, спокойно, тихо и легко… Но в голову – как ни отгоняй – настырно, тревожно лезли мысли: деревня, Светка, ключ, бабка…