С. У. Д. Три неоконченные повести

И так, с этими мыслями, кажется, заснул, как провалился. Когда же снова открыл глаза, солнце скрылось и уже завечерело – зябко, грустно и неприветливо. Он встал и хмуро огляделся. Мгновенно вернулось прежнее чувство беспокойного недоумения и страха. Машины на поляне не было, мангала не было, вещей, раскиданных раньше под ветвистой берёзой в радостном, беззаботном беспорядке, тоже не было. И никого вокруг.

Вдруг в кустах неподалёку послышались слабые всхлипы, будто плакал кто-то.

– Эй! Кто там? – окликнул Андрей, даже обрадовавшись немного живой душе. – Маш, ты, что ли?

Он подошёл к кустам и осторожно заглянул за них. Спиной к нему сидела девушка – обнажённая, с длинными распущенными волосами.

– Я табе не Маша, – не оборачиваясь и продолжая всхлипывать, ответила девушка знакомым старушечьим голосом.

Андрей вздрогнул и попятился.

– Да ладно, Андрюш, не бойся, – голос её изменился, став чистым и звонким, по-женски насмешливым. – Чего утром сбежал-то?

Она махнула на него рукой, и он заметил дурацкий маникюр с неаккуратно нарисованными зайцами.

– Светка?..

– Здесь нет ни Машки, ни Светки, никого. Здесь только мы с тобой, – нежно сказала девушка и обернулась.

Андрей узнал её. Он хотел рвануться и скрыться в лесу, бежать, бежать, ломая кусты, как зверь. Но не смог, силы совершенно оставили его, так что напавшая немощь повергла обмякшее тело на землю, и у него не вышло ничего, кроме отчаянного царапания ногтями сырого и холодного грунта.

Это была она ¬– бабка из деревни. Она, точно она, только… молодая и красивая. Однако Андрей ничуть не сомневался, что это она. Чувствовал необъяснимо, знал непонятно откуда.

– Что ж ты пужливый такой? – посмеялась она, присев рядом и ласково погладив его по голове. – Как зайчишка. Ну, вставай же, вставай, пойдём со мной. Холодно же, чай, не май-месяц.

– Сама-то вон голая… – огрызнулся он, дрожа всем телом не то от холода, не то от страха.

– Меня любовь греет, – сказала она, прижавшись к нему. – Вставай, Андрюша, любимый мой, пошли.

Андрей встал и пошёл – через лес, по дороге мимо кладбища, потом мимо чёрного свежевспаханного поля – в деревню. Правда, деревню он не узнал сперва. Всюду бурлила жизнь – многолюдная, полная бойкого и страстного человеческого шума: во всех окнах горел свет, играла где-то гармонь, хохотали девки, а с крутого бугра на той стороне нёсся, ревел с оглушительной удалью трактор.

Девушка испугалась, пригнувшись, прикрыла обнажённую грудь руками и проворно нырнула в сумерки большого яблоневого сада.

– Я огородами добегу, а то увидят меня! – крикнула она. – А ты домой иди, не шляйся по дворам!..

«Домой!!! Да где он, мой дом, чёрт вас всех подери?! – выругался Андрей про себя. – Черти вы дранные, отстаньте вы все от меня, где мой дом, суки вы грёбаные?!»

Он застыл, как и тогда – утром, посреди деревушки, озираясь по сторонам. Изо всех сил напрягая память, пытаясь понять, где он и что с ним происходит. Но тщетно. Порылся в карманах, нашёл только всё тот же изрядно тронутый ржавчиной старинный ключ с брелоком в форме дольки лимона.

На бугре трактор, свирепо и продолжительно взревев, заглох. Послышались пьяные матюки. Андрей, повернувшись в сторону бугра, увидел Светкин дом. Ему вспомнился пирог с лимонной начинкой, вспомнилась Светка перед зеркалом – вся такая утончённая, длинноногая, соблазнительная, вспомнилось её милое нытьё про какие-то там морщины. Стало уютно на душе, приятно защемило сердце.

«К Светке пойду, – решил он. – И голова у неё есть, конечно. Мне, дураку, всё привиделось просто. Как бы она разговаривала без головы? Да, вот пусть и объяснит мне, что это за хрень со мной».

Уже наверху, возле трактора, ему повстречались двое мужиков навеселе. Заорали хрипло и зло:

– Опаньки! Глянь-ка, кто это к нам идёть, еле ноги толкёть? Эй, Андрюха! Кто поднёс-то тебе, чёрт ты беспутный?

В мужиках Андрей узнал пацанов – длинного, с рыжими волосами, и вкаченного, губастого. Лошадиное лицо длинного исказила отвратительная пьяная гримаса. А вкаченный – с недельной щетиной, в грязном ватнике ¬– вообще выглядел устрашающе, как матёрый уголовник.

– Иди сюда, э! – велел второй.

Андрей остановился, раздумывая, как поступить. Опять ведь глюки. Хотел было пройти мимо, но тут не сдержался:

– Пацаны, да что вам надо-то от меня? Я сейчас не соображаю ничего, хреново мне, а вы насмехаетесь, как эти… Дайте мне оклематься-то хоть, отдохнуть немного.

– На, иди, выпей, – примирительно сказал длинный.

– Да не буду я пить… – промямлил Андрей, но отчего-то очень безвольно подошёл к пацанам и взял предложенный гранёный стакан с мутной жидкостью, понюхал: – Откуда самогон-то взяли?

– У кого? У твоёй, у кого же ещё? – прохрипел вкаченный.

– У неё вся деревня околачивается, пока ты по дворам шляешься, – многозначительно ухмыльнулся длинный, и оба заржали.

Андрей выпил, и хмель враз его закружил, повалил, сминая и давя тяжело накатывающими душными, затхлыми волнами беспамятства. Опомнился еле-еле лишь у двери Светкиного дома.