– Пока туристов было много, Вольный Народ легко скрывал свою незаконную деятельность, – продолжала она. – Но сезон заканчивался, покупателей становилось все меньше, а есть хотелось по-прежнему,
– И они начали продавать местным, – предположил Дин.
– Да, – ответила Бонни. – Сначала местных было немного, но постепенно слухи стали распространяться. И теперь уже клиенты гонялись за Вольным Народом, а не наоборот, и не заметить этого уже было нельзя.
– Значит, общину погубили наркотики? – спросил Сэм.
– Некоторые считают, что все случилось из-за того, что «Пандженто Кемикалс» предоставила жителям Мойера работу и тем самым уничтожила туристический бизнес. Лично я предпочла бы туристов. Кто знал, что ядовитые отходы погубят озеро? – Она горько усмехнулась. – Но «Пандженто» появились много лет спустя после исчезновения Вольного Народа. Так что мой ответ – нет. Истинной причиной их гибели был их лидер.
– А при чем тут Барри? – сказал Сэм.
Бонни собрала тряпки, выжала над раковиной и повесила сушиться.
– Когда я впервые его встретила, он казался беззаботным и счастливым. Он сбежал от приемных семей и судебной системы, которая диктовала, как и где ему жить. Мы были молоды, нашли друг в друге родственную душу… Вернее, мы были противоположностями, которые притягиваются. Моя мать держала сувенирный магазин на берегу озера, я ей помогала. Однажды Барри увидел, как я подметаю перед домом, и попытался продать мне ожерелье, – она улыбнулась. – Я сказала, что куплю ожерелье, если он купит что-нибудь в магазине. Он сказал, что у него нет денег, я призналась в том же. Мы рассмеялись. Он подарил мне ожерелье, и я приняла подарок, но пообещала, что куплю ему что-нибудь в магазине. Он сказал, чтобы я не тратила деньги зря – ему не нужна безделушка для туристов, он здесь живет. Я спросила где. Он был ужасно милым, но я ни разу не видела его в школе, – и он рассказал мне о Вольном Народе. Все это казалось таким необычным, интересным, и я… влюбилась.
Бонни вздохнула. Дин почувствовал, что история вот-вот примет новый оборот.
– Но лето шло, а взгляд Барри становились все более затравленным, – сказала Бонни. – Я подозревала, что ему не нравится что-то в общине. Барри уверял, что это не так. Говорил: «Беспокоиться не о чем, красотка». Красотка – он придумал мне это прозвище из-за моей фамилии[16]
. И я улыбалась, когда он меня так называл. Но я начала подозревать, что он лжет ради моего спокойствия.– Думаете, он знал про наркобизнес? – спросил Сэм.
– Теперь я думаю, что это возможно. Наверняка он что-то подозревал, – сказала Бонни. – Но мне хочется думать, что сам он в этом не участвовал. Больше всего его беспокоил Калеб.
Дин и Сэм подхватили переполненную корзину и понесли в подсобку.
– Калеб? – переспросил Дин, когда они шли за Бонни к стойке регистрации.
– Он был основателем и лидером общины, – сказала она. – К тому времени Вольный Народ уже стал сектой. Калеб верил в приближение конца света. У него была… психологическая травма. После Карибского кризиса он поверил, что мир погибнет в огне ядерной войны и на земле воцарится ад. Это стало частью его религии. Он верил, что праведники, мужчины и женщины, покинут Землю. Череда убийств в шестидесятых стала для него знаком, что нужно подготовить Вольный Народ к «вознесению». Он постоянно употреблял галлюциногены, «видения» питали его страхи. Он все время говорил Вольному Народу об этих видениях и о своих планах. Уверял, что, лишь достигнув измененного состояния сознания, они смогут «вознестись» и спастись от гибели, грозящей человечеству.
Бонни прошла за стойку. Ее руки дрожали, когда она стала приводить бумаги в порядок.
– Барри рассказывал мне обо всем этом, пытался шутить. Но я видела, что его это беспокоит. За лето наша дружба стала крепче, он все больше доверял мне. Я умоляла его уйти от Вольного Народа, но он говорил, что идти ему некуда. И верил, что Калеб запугивает членов общины, чтобы держать их в узде, потому что кое-кто из взрослых начал роптать и хотел покинуть общину. Тех, кто открыто говорил о неповиновении и не хотел подчиняться приказам, сажали в карцеры-«могилы». Это были узкие ямы в земле, с фанерными стенками и деревянными люками, прикрытыми дерном.
– «Могилы»? – переспросил Сэм.
– Калеб верил, что на земле воцарится ад, – напомнила Бонни. – И все, кто откажется от вознесения, погибнут. Он убедил Вольный Народ, что сидеть в карцере и думать над своим поведением полезно для тех членов общины, кто сбился с пути.
– Каждую минуту рождается лох[17]
, – сказал Дин, качая головой.– Барри рассказывал, что Вольный Народ использовал карцеры и для того, чтобы прятать лишних людей, если полиция приходила.
– Зачем? – удивился Сэм.
– Калеб считал, что если в городе узнают, сколько их на самом деле, все испугаются, – сказала она. – И потребуют, чтобы полиция выгнала их из Мойера.
– Так сколько же их было на самом деле? – спросил Дин.