С войной не шутят

— Вот такая чрезвычайно добычливая охота стряслась у меня с напарником, Пашок, — сказал он. — Самая, можно заметить, добычливая. Но это не означает, что самая удачная… Или удачливая. Какое слово хочешь, то и принимай.

Мослаков перевернулся, сполз животом к воде, выхватил из нее одну пивную бутылку, примерился, чем бы открыть. Овчинников потянулся рукой к бутылке, расправил на ней отклеившуюся этикетку с надписью «Пиво Жигулевское», потом ловко подцепил пробку нижней челюстью. Легкий хлопок — и пробка полетела в песок.

— У нас в Якутии пиво все так открывали — нижним зубом. Будто клыком. Хлоп — и нет пробки!

— Русские офицеры пиво открывают другим способом, — Мослаков шлепнул веткой себя по плечу, сбивая слепня. Потом он выщелкнул из рукояти макарова обойму, проверил, нет ли в стволе патрона, — патрона в стволе не было. Паша потыкал макаровым в воздух. — Демонстрирую, дядя Ваня, как русские морские офицеры открывают пиво.

Оттянул затвор, из потертого, угрюмо поблескивающего сталью ствола вылез небольшой торчок — само дуло. Образовалась ступенька. Мослаков наложил эту ступеньку на пробку, чуть поддел, и жестяная нахлобучка полетела в песок.

— Лучшей открывалки пробок, чем пистолет Макарова, в мире не водится, — сказал Мослаков.

— Ловок, парень, — восхищенно проговорил мичман, — я этот пистолет сотню раз держал еще в геологической партии и ни разу не приспособил под такое дело.

— Век живи — век учись…

— … И дураком помрешь.

Мослаков отхлебнул пива из бутылки, восхищенно затянулся хлебным духом.

— Все, дядя Ваня, пора подавать раков. Ты какое самое лучшее пиво пил?

— «Жигулевское».

— А я — немецкое. «Будвайзер». И не просто «Будвайзер», а белый «Будвайзер».

— Переведи на русский язык. Что это?

— Пиво с яблочным соком.

— С яблочным соком? Что-то новое. Разврат, и только.

— Не новое, а старое. Такое пиво пили в Германии еще при Бисмарке. И даже раньше — в восемнадцатом веке.

И раки, и уха получились на славу. Лениво, едва приметно текло время. В такую жару не хотелось даже шевелиться, не то чтобы двигаться или ходить.

Мослаков сел в воду — вода закрывала тело лишь до пупка, передвинулся влево, забираясь в тень куста, все манипуляции он производил с открытой бутылкой пива. На этот раз передвинулся удачно — вода доставала ему до ключиц.

— Вот так, дядя Ваня, мы будем сидеть до вечера. Иначе изжаримся живьем. А вечером покатим в мою родную деревню.

Мичман со стоном осушил еще одну бутылку пива и также залез под куст — духота действовала одуряюще, в ней исчезли все звуки: не было слышно ни стрекота кузнечиков, ни звона цикад, ни жужжания шмелей, ни всплесков одуревших рыб — все умерло, растворилось в оглушающей жаре.

В низовьях Волги жара переносилась гораздо легче, чем где-нибудь под Воронежем или в окрестностях Липецка. Воздух здесь суше, каленее, звонче, он не обжигает дыхание, дает возможность двигаться.

Длинная старенькая баржонка, склепанная из «паровозного» металла, — ей сносу не было, — которую арендовали в «Волготанкере», раскалялась так, что на нее нельзя было ступить даже в сапогах — по-змеиному шипела, дымясь и сгорая, резина подошв; тряпка, брошенная на разогретое железо, ворочалась, шкворчала, будто попала в костер, на угли; упаси Господь было прикоснуться к металлу голой рукой — госпиталь обеспечен надолго.

Самое трудное в такую жару — заправка сторожевиков: топливных насосов не было, изобрести что-нибудь, используя природную смекалку русского мужика, не удалось. Матросы вручную, пыхтя и обливаясь потом, катали к кораблям бочки, надрывались. В такие минуты командир бригады объявлял авралы и офицеры работали на заправке наряду с матросами.

Капитан-лейтенант Никитин не уберегся, зазевался и угодил ногой под бочку с соляркой. Майор медицинской службы Киричук обследовал ногу и выписал капитан-лейтенанту Никитину на неделю бюллетень.

Обследуя Никитина, он каждую минуту поглядывал на часы — на семнадцать ноль-ноль на главной площади города был назначен митинг: предстояло выбить демагогов из города и утопить в Волге.

Папугин на политическое увлечение майора медицинской службы смотрел сквозь пальцы: увлечения Киричука — это его личное дело. Комбрига заботили другие вопросы: не хватало денег на то, чтобы попрочнее, поосновательнее осесть на этой земле, не хватало горючего и средств на зарплату, на Каспии началась война не только с нарушителями границы, но и с азербайджанскими, казахстанскими, туркменскими судами — бывшими своими, словом, началась война с браконьерами.

Браконьеры никак не хотели признавать, что они не имеют права губить рыбу, как раньше, — а раньше они бессчетно вскрывали осетров, икру вываливали в ведра, туши рыб отправляли в воду. От браконьеров Папугин уже получил несколько угрожающих писем.