С войной не шутят

Беспокоил и Оганесов со своими наездами, с кознями и сюрпризами. Три дня назад, например, на базе был отключен свет. Ночью. Была обесточена даже аварийная система. Хорошо хоть на запасной аварийке стояли сильные аккумуляторы — из Баку вывезли, не поленились, — на них и продержались до утра, а так связь со сторожевиками, находящимися на дежурстве в низовьях реки и в море, была бы прервана. Факт для пограничников недопустимый. Это — ЧП.

Обстановка на море сложилась тяжелая. Гордые горцы, незаконно промышлявшие осетров на Каспии, пообещали Папугину, что сожгут его корабли.

Едва погас свет на базе, как через несколько минут оказался обесточенным жилой дом — там тоже сделалось черным-черно. Взять обесточенный слепой дом было просто — в темноте даже лица нападающего разбойника не увидишь. Папугин, примчавшийся на базу в трикотажных спортивных штанах с отвисшими коленями, срочно послал на охрану жилого дома несколько автоматчиков.

— Сидите там до утра, — приказал он автоматчикам. — Вдруг какая нибудь банда налетит… Ежели что — стреляйте!

Легко сказать — стреляйте, но как быть, если патроны матросам выданы на этот раз холостые? А у бандитов холостых патронов не бывает, ни «кабаны», ни «быки» вообще не знают, что такое холостые заряды.

Автоматчики, матерясь, отправились на дежурство, которое впору было сравнить с боевым.

— Не держите на меня зла, сынки, — напутствовал их Папугин, — я в этом не виноват. Вчера пришел циркуляр из Москвы… Боевые патроны запретили выдавать на дежурства.

Автоматчики засели на лестничных площадках жилого дома и не смыкали глаз до рассвета. Но дом так никто и не атаковал.

Утром, когда рассвело, Папугин поднял на ноги всех офицеров, находившихся на базе. Вызвал также специалистов из конторы, именующейся, как в тридцатые годы, коротко и ясно «Горэнерго». Стали искать причину: куда подевался ток? Не ушел же он бесследно в землю, в конце концов. На выходе из подстанции все нормально, электричество есть, медные шины от напряжения даже потрескивают, а на входе в энергоузел базы тока нет — пропал… Куда делся? Кто украл?

Пошли вдоль кабеля, проложенного в земле, по меткам — в едва приметные бугорки, в бурьян и в остья спаленных жарой кустов были воткнуты железные дощечки, помечающие прокладку кабеля, — и через два часа наткнулись на ровную, словно бы по линейке вырытую узкую траншею. Без труда определили: работала легкая землеройка — немецкий экскаватор. Кабель был вытащен из земли на большом участке — четыреста метров и аккуратно обрублен с обеих сторон.

Как это удалось сделать злодеям при неснятом напряжении — никому не ведомо. Но факт остается фактом: кабеля не было.

Мастер, приехавший из «Горэнерго», присвистнул:

— Тю-ю-ю! Сорок шесть лет живу на белом свете, а такого никогда не видел, чтобы полкилометра кабеля вырубить под напряжением?! Тю-ю!

Папугину было не до рассуждений.

— Сколько времени понадобится, чтобы восстановить кабель?

Мастер сдвинул на нос старую соломенную шляпу, почесал затылок, поросший жидким слежавшимся пушком:

— Не менее двух дней.

— А если подогнать?

— Если подогнать? — мастер вновь почесал пальцем затылок, задумчиво подергал вялой нижней губой. — Не менее двух дней.

Папугин грустно рассмеялся.

— Ясно.

— Только вот вопросец есть, гражданин командир, — голос мастера сделался грустным, вкрадчивым. — Кто будет оплачивать работу? Вы?

— У нас нет таких денег.

— Тогда кто?

— Город.

— Город и без того сидит у нас вот здесь, — мастер похлопал себя ладонью по кирпичной шее. — Сел и ноги свесил. Должен уже такую сумму, что и произносить неприлично.

— Буду просить, чтобы оплатила Москва, — удрученно проговорил Папугин. Он хорошо знал, что Москва не даст ни рубля.

— Це другое дило, — на украинский манер произнес мастер удовлетворенно. Он не знал того, что знал Папугин.

У Оганесова было плохое настроение — лысина сплошь покрылась аллергическими пятнами, стала леопардовой — верный признак того, что шеф не в духе и на глаза ему лучше не попадаться.

Его ближайший помощник Игорь Ставский — такой же близкий, как и сын Оганесова Рафик, — неодобрительно относился к разным переменам в настроении: человек всегда должен находиться в ровном состоянии духа, разные внешние — и внутренние тоже — раздражители не должны действовать на него, и поэтому без опаски вошел в кабинет…

Войдя, столкнулся с таким уничтожающим чугунным взглядом, что незамедлительно развернулся на сто восемьдесят градусов и исчез.

Он думал, что вдогонку ему шеф метнет тяжелый письменный прибор или каменную пепельницу, собьет с ног, но Оганесов этого делать не стал.

— Ну как он там? — спросил Ставского Караган — приземистый краснолицый бригадир «быков», повел головой в сторону начальственной двери. — С той ноги встал или не с той?

— Пока к нему не ходи — опасно. Пристрелить может.

— Понятно…