— Не проблема, — сказал он, — не проблема, — говорил он в ответ на любое сомнение, просьбу, опасение или мимолетное наблюдение. Его прихвостень по имени Джалон, который, очевидно, вообще не понимал по-английски, просто щерился — постоянно. Коуплендам еще предстояло наглядеться на его идеальные зубы. Хенри и Джалону не терпелось начать большое путешествие.
— Прямо сейчас? — спросила Аманда.
— Грузим лодку, едем, — сказал Хенри.
— Мне нравится решимость этого парня, — объявил Дрейк. — Хоть что-то новенькое в нашей жизни.
Судно их — крашеный синий баркас с парой громадных бдительных очей, нарисованных на носу, и троицей подвесных моторов «Джонсон», привинченных к корме, — готово было отчаливать через полчаса. Когда они с ревом отваливали от причала, невозмутимый м-р День махал им на прощание так, будто ему было физически больно. Баркас мчался по речной поверхности с такой непривычной легкостью, что Дрейк и Аманда, подставив возбужденные лица охлаждающему ветру, пьянели от скорости. Мили пролетали под ними, словно заполошные призраки.
Тринадцать речных порогов.
Первая быстрина налетела на них со внезапностью автокатастрофы. Казалось, река распалась прямо у них на изумленных глазах, изломанная скала высунулась из ее раны, потоки пены брызнули в бурный воздух. Хенри у дросселя прибавил газу и направил баркас сквозь изменчивые водовороты, маневрируя и выбирая место; он что-то прокричал Дрейку и Аманде, чего за ревом ни тот, ни другая не поняли, но когда он прибавил оборотов подвесным моторам, действительно показалось желательным покрепче ухватиться за сиденья. Нацелив баркас ниже крупнейшего порога, густого конского хвоста каскадом бьющего течения, он миг выждал — корпус лодки скользил туда и сюда, словно льдинка на гриле; затем, подавшись вперед, как решительный жокей, ринулся в половодье. Баркас дернулся, помедлил, потом — посреди визга моторов и грома вод — просто остановился, река бежала под его вибрирующим корпусом, точно спешащий обод колеса. На какой-то жуткий миг они зависли над бедствием, киль баркаса мчался на силе потока, словно обратный магнит, неотпущенный, непришвартованный, непослушный, в лица им — резкие брызги, Хенри ободрительно орал надрывавшимся моторам, скалящийся Джалон на носу с пластмассовым ведром вычерпывал воду, как ненормальный, подскакивающие Коупленды старались не слишком часто смотреть друг на дружку, бледно взывая, как сбитые авиапассажиры, — и тут хрупкий баркас, будто бы отвечая на психическую мольбу, двинулся вперед на дюйм, еще на дюйм, а затем одним приятным головокружительным взметом поднялся и перевалил через гребень порогов на гладкое движущееся полотно невозмутимого потока, и они оглядели себя — и рассмеялись.
Полторы мили дальше и выше по течению — и они проделали все это снова. Будто пробираешься обратно по самым длинным, самым коварным веселым горкам на свете. Даже действия Хенри, отточенные, как у любого профессионального гонщика, не всегда оказывались под стать коварным уловкам реки. Штрафные приходилось платить иногда, не успевала проявиться годная щель для прохода, и баркас, сражаясь, как пойманная рыба высоко в дикой силе водопада, отбрасывало упругой паутиной некоего незримого силового поля у них на пути — и вниз скатывались они, спиною в поток, сморщенные от воды пальцы вцеплялись в планширь, стараясь уравновеситься на брыкающемся животном без седла, без поводьев. И Хенри вынужден был выдвигать лодку на позицию, чтобы совершить еще одну попытку. Полдюжины раз и больше. Дважды сдавался он совсем, и баркас разгружали, физически переносили до точки выше порога, а затем нудно грузили вновь. Ни одному американцу помогать не разрешали. Они сидели вместе на бревне, стараясь отдышаться.
— Я себя чувствую шизиком, — сказал Дрейк. — Неловко мне, что меня так обслуживают.
— Дома на это ты никогда не жалуешься, — ответила Аманда. Располагающая улыбка ее спутнику жизни.
К сумеркам, когда они доплыли до деревни, где жили друзья Хенри и где моторизованный баркас предстояло сменить на долбленку с шестами, Коупленды так вымотались, что легли на пол первой же хижины, какую им показали, и провалились в сон без картинок, под ними продолжала двигаться почва, что-то текло, уносилось великое вещество вселенной, и потому они пропустили ужин и изысканное общество неподдельных туземцев, а проснулись на заре в своей перепачканной одежде и поздравили друг дружку с тем, что не сошли с курса. Одно слово — и баркас повернул бы с полутечения. Это их бензин, их еда, их деньги.
— Худшее позади, — сказал Дрейк. — Отныне будем прохлаждаться в каноэ, наслаждаясь видами.
— А что плохого было вчера? — спросила Аманда.
Он не мог определить, шутит она или нет, поэтому сделал вид, что она говорит всерьез.
— Не каждый день преодолеваешь стремнину.
— Я считала, это весело.
— Ну да. Я тоже. Отсырел, ошалел, готов одуреть. Дома такого не бывает, если не нажраться вусмерть и не брякнуться в свой плавательный бассейн.
— А мы далеко забрались?
— Не знаю. Карта была да сплыла вчера.