Обязательной чертой любых выходных у Фреи была одинокая рыдающая женщина — ее положение на доске от недели к неделе менялось, но присутствие явно было необходимостью, грузилом боли, уравновешивавшим празднество мира. Ее Перри обнаружил на корточках за тутовым деревцем на углу дома; он осмотрительно приблизился, не понимая толком, предлагать ли ей помощь или учтиво удалиться; и тут понял, что знает ее — не имя ее или наслаждения, какие она дарит, ничего настолько простейшего, а всю бездну пошлости ее жизни (подправленной до последнего мгновения, он был уверен), какую ему навязывали бессчетные часы на тусовке раньше, когда в поисках лишнего куска веревки он наткнулся на нее в гараже — она рыдала на мягком кожаном сиденье Фрейиного «Мерседеса». Женщина танцевала топлесс в салоне «Аркан», лысый жирик-хозяин — неконтролируемый вор и растленный распутник, ее парень — водил клиентов и периодически бил ее, денег на наркотики никогда не хватало, почти все время ей бывало «забавно», ее лучшая подруга крала у нее одежду — ну, это все длилось и не кончалось, и, правда все оно было или нет, Перри не мог поверить ни единому ее слову, у истории горючка закончилась, в шинах уже не осталось воздуха. Если скверное сказительство пагубно для твоего кармического здоровья, проживать скверную сказку — проклятие дважды. От него никакого дайма в свою чашку она не получила.
Целей у каждого визита Перри в «Радужный мост» было три: (1) насладиться личным мгновением наедине с Фреей; (2) срастить жизненно важное полное брюхо бесплатной еды, (3) срастить. Ему никогда не удавалось выбить хуже 666, но он и никогда так не отставал в игре. А потому у него не было настроения, и он вернулся в дом, прокладывая себе неизменно окольный путь к неуловимому столу с вкуснотой, когда его перехватили братья Джелликоу, эти парные мужские книгоупоры для сестер Маргерита, сдвоенные со-звезды печально известного и в высшей степени прибыльного «Близнецы на близняшках»: «У вас не только в глазах будет двоиться, — объявлял профессиональный орган „Вид-Эрос“, — вы и ввинчивать станете вдвойне; рейтинг — четыре гондона». Какое бы скромное очарование камера ни сообщала их заячьей наружности, вопреки ему их землистую плоть вне объектива наверняка могли задержать по одному лишь подозрению; Перри считал братьев надменными нарциссами и попросту дураками — свойства эти, разумеется, не только изобиловали в избранной ими карьере, но и положительно служили преимуществами. Тот, что с брильянтом в правом резце предложил Перри двинуться «Пирацетемом», ноотропом — новьё! — гарантирует прихлыв разумности к мозгу. Перри отказался, полагая, что подобная транзакция — сродни покупке очков по рецепту у слепого.
Мимо пробрела женщина с голубым лицом, держа в руках аквариум презервативов и неся на себе знак «СЛИВАЙ В ЧЕХОЛ».
Кто-то произнес:
— А я, типа, прошу прощенья, но мне вовсе не хочется быть изнасилованным орхидеями.
Внезапно Перри схватила девочка, которой вряд ли исполнилось больше шестнадцати лет, и доставила ему поцелуй взасос вместе с шаловливым язычком, поскольку он выглядел так стильно, как тот голливудский актер, ну, сам же знаешь, и теперь ей стал известен восторг целования оригинала, потому что все сходные черты размещаются приблизительно в одних местах, или что-то типа.
Испуганная женщина с блескучими ниточками фольги, украшавшими ее крупную прическу явно салонного производства, кинулась к Перри, грозя ему кассетным диктофоном в руке.
— Сенатор Уилкокс, — запыхавшись, начала она, — как вы относитесь к неортодоксальным половым практикам?
Мягко, как будто машинка эта могла сдетонировать, Перри отвел от своего рта диктофон.
— Я не Джон Уилкокс, — пояснил он. — Меня еще не избрали, и я не верю в то, что неортодоксальный секс существует.
— Спасибо, сенатор, — отрывисто ответила она, жмя на кнопку перемотки, чтобы тут же проверить, что этот сокрушительный звуковой фрагмент должным манером запечатлелся.
— Никогда не оставляют в покое, да? — К Перри бочком подобрался старик, как будто ему тут будут рады. Говорил он сипло и доверительно, а были на нем белые шелковые вечерние перчатки и внушительно настоящая юбка из травы. Крупные глаза в красных кругах, казалось, ему вставили чересчур поспешно — по размеру они не совпадали с глазницами.
— Вы что, не слышали, что я только что сказал? Я не сенатор Уилкокс. Я не кандидат Уилкокс.
— Понимаю. Послушайте, можете быть всем, кем только захотите. Мне ли жаловаться?
— А после того, как я с ним развелась, — мимоходом пояснил голос, — мы сделали желатиновую отливку в виде его хуя, и Линдзи спросил у него, скольких он обслужил.
— Мне здесь не место. Это не та вечеринка, куда меня звали.
— Если можешь это представить, кто-то уже такое сделал.
— Нет, я не желаю видеть, что там шныряет под травой. Наверняка это очень славная змейка. Прошу прощения, мне нужно отлить.