Читаем Сад богов полностью

– Хорошо, – как-то безучастно отреагировал Ларри. – Заодно скажи Спиро, чтобы застолбил мне местечко на британском кладбище.

– Ларри, не говори таких вещей, – по-настоящему встревожилась мать. – А сейчас поднимайся к себе и ложись в постель, я тебя умоляю.

Если Спиро был нашим ангелом-хранителем, для которого не было ничего невозможного, то доктор Теодор Стефанидес был нашим оракулом и консультантом по всем вопросам. Он приехал, сидя чинно на заднем сиденье спировского «доджа», в безукоризненном твидовом костюме и фетровой шляпе под идеальным углом, с посверкивающей на солнце бородкой.

– Вышло… э-э… довольно любопытно, – начал он после общего приветствия. – Я как раз подумал… хорошо бы прокатиться… в такой чудесный день… м-м… и тут к лаборатории подъезжает Спиро. На редкость удачно.

– Я рад, что моя агония хоть кому-то пошла на пользу, – сказал Ларри.

– Ага! И в чем же… э-э… наши проблемы? – с любопытством уставился на него Теодор.

– Ничего конкретного, – признался Ларри. – Общее ощущение надвигающейся смерти. Я совершенно опустошен. Наверное, как всегда, отдал слишком много сил моей семье.

– Я думаю, причина болезни не в этом, – решительно заявила мать.

– По-моему, ты слишком много ешь, – сказала Марго. – Тебе нужна хорошая диета.

– Что ему действительно нужно, так это свежий воздух и физические упражнения, – сказал Лесли. – Если бы он прокатился на лодке…

– Ну, хватит. Сейчас нам Теодор все объяснит, – сказала мать.

– Я не вижу никаких… э-э… органических нарушений, – рассудительно произнес Теодор, покачиваясь на носках. – Разве что он набрал лишний вес.

– Вот! Я же сказала, ему нужна диета, – победоносно изрекла Марго.

– Дорогая, тише, – попросила мать. – И что же, Теодор, вы посоветуете?

– Я бы подержал его в постели денек-другой. Предложите ему легкую диету, ничего жирного, а я пришлю лечебный препарат… что-нибудь, э-э… тонизирующее. Послезавтра приеду и проверю, как идут дела.

Спиро отвез Теодора обратно в город и вернулся с препаратом, как и было обещано.

– Я это пить не буду, – сказал Ларри, с недоверием глядя на бутылочку. – Похоже на вытяжку из яичников летучей мыши.

– Не говори глупости, дорогой. – Мать наполнила жидкостью чайную ложку. – Это пойдет тебе на пользу.

– Не буду. Мой друг доктор Джекил выпил этого снадобья, и видела бы ты, что с ним стало.

– А что с ним стало? – не задумываясь, спросила мать.

– Он висел на люстре и, почесываясь, называл себя мистером Хайдом.

– Ларри, прекрати паясничать, – твердо сказала мать.

После долгих уговоров Ларри все-таки выпил лекарство и улегся в постель.

На следующее утро, в ранний час, всех разбудили яростные вопли из комнаты Ларри.

– Мать! Мать! – призывал он. – Смотри, что ты наделала!

Когда мы прибежали, он скакал по комнате, совершенно голый, с большим зеркалом в руке. Он воинственно развернулся, и мать ахнула. Его раздувшаяся физиономия была цвета спелого помидора.

– Что ты с собой сделал, дорогой? – слабым голосом спросила она.

– Что я сделал? – взвыл он, с трудом выговаривая слова. – Это ты со мной сделала. Ты и проклятый Теодор с вашим мерзким лекарством. Оно разрушило мой гипофиз. Погляди на меня! Я буду пострашней, чем Джекил и Хайд, вместе взятые.

Мать водрузила очки и внимательно изучила его физиономию.

– Похоже, что у тебя свинка, – произнесла она озадаченно.

– Чушь! Это детская болезнь, – отмахнулся Ларри. – Я говорю о мерзком лекарстве, которое мне прописал Теодор. Оно воздействует на гипофиз! Если ты сию же минуту не дашь мне противоядие, я превращусь в монстра!

– Глупости. Говорю тебе, это свинка, – настаивала мать. – Очень странно, потому что у тебя уже была свинка, я уверена. Так… Марго переболела корью в Дарджилинге в двадцатом… у Лесли была тропическая диарея в Рангуне… то есть нет, в девятисотом в Рангуне диарея была у тебя, а у Лесли в одиннадцатом была ветрянка в Бомбее… или в двенадцатом? Точно не помню. А в двадцать втором в Раджпутане тебе вырезали миндалины… хотя, пожалуй, в двадцать третьем. После этого у Марго нашли…

– Извини, что прерываю этот скорбный перечень семейных недугов, – холодно заговорил Ларри, – но, может быть, кто-нибудь пошлет за противоядием, пока я еще прохожу в дверь?

Теодор, которого мы срочно вызвали, подтвердил материнский диагноз.

– Да… м-м… натуральная свинка.

– В каком смысле натуральная, шарлатан? – Ларри сверлил его слезящимися, опухшими глазами. – Почему же вчера вы ее не определили? Какая свинка, это детская болезнь!

– Не совсем так, – возразил Теодор. – Обычно она бывает у детей, но случается, что и взрослые заболевают.

– Почему вы сразу не распознали такую распространенную болезнь? – требовал ответа Ларри. – Вы даже свинку распознать не можете! Вас надо выгнать из медицинского совета, или как он там называется, за профессиональную некомпетентность.

– Свинку очень трудно диагностировать… на ранней стадии, пока не появятся припухлости, – объяснил Теодор.

– Типичный представитель медицинской профессии, – с горечью констатировал Ларри. – Не могут выявить болезнь, пока пациент не раздастся вдвое. Возмутительно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Трилогия о Корфу

Моя семья и другие звери
Моя семья и другие звери

«Моя семья и другие звери» – это «книга, завораживающая в буквальном смысле слова» (Sunday Times) и «самая восхитительная идиллия, какую только можно вообразить» (The New Yorker). С неизменной любовью, безупречной точностью и неподражаемым юмором Даррелл рассказывает о пятилетнем пребывании своей семьи (в том числе старшего брата Ларри, то есть Лоуренса Даррелла – будущего автора знаменитого «Александрийского квартета») на греческом острове Корфу. И сам этот роман, и его продолжения разошлись по миру многомиллионными тиражами, стали настольными книгами уже у нескольких поколений читателей, а в Англии даже вошли в школьную программу. «Трилогия о Корфу» трижды переносилась на телеэкран, причем последний раз – в 2016 году, когда британская компания ITV выпустила первый сезон сериала «Дарреллы», одним из постановщиков которого выступил Эдвард Холл («Аббатство Даунтон», «Мисс Марпл Агаты Кристи»).Роман публикуется в новом (и впервые – в полном) переводе, выполненном Сергеем Таском, чьи переводы Тома Вулфа и Джона Ле Карре, Стивена Кинга и Пола Остера, Иэна Макьюэна, Ричарда Йейтса и Фрэнсиса Скотта Фицджеральда уже стали классическими.

Джеральд Даррелл

Публицистика

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века