Сад нашей памяти

– Это теперь многое объясняет в поведении Лофтон. – Коултон испустил протяжный вздох, словно избавляясь от державшего его неделями напряжения. – Я позвонил Джинджер, сказал ей, что Лофтон у нее в больнице.

– Хорошо.

– Как-то ты сама не очень здоровой выглядишь.

Либби, приподняв голову, прихлебнула эля.

– Да, я себя немножко загнала. Еще и заболеваю, похоже.

– А как ты нашла письмо от Оливии?

Либби поудобнее откинулась на сиденье.

– Отец незадолго до кончины расчистил свой рабочий стол, оставив в нем только важные документы. А письмо положил в отдельную папку без названия. Все, что мне оставалось, – это только открыть его стол. Но, если помнишь, я тяжело пережила эту утрату, а потому всю весну держалась от отцовского кабинета стороной.

– Ясно.

Либби повернула к нему голову:

– Так что дело вовсе не в тебе. Дело во мне и в моей сумасшедшей семейке.

Уголки губ у него тронула еле заметная улыбка.

– Ну, с сумасшедшими семейками я способен справиться.

– Не зарекайся. Неизвестно, кто еще на себя свалится с моего генеалогического древа.

Коултон между тем свернул на съезд, ведущий в Шарлоттсвилль, и далее направился, следуя указателям, к медицинскому центру. Наконец он припарковался напротив входа, и вдвоем они выбрались из машины.

Глядя на двери в больницу, Либби допила остатки эля. Сейчас было бы самое время сделать анализ крови, который на 98 % подтвердит, что «драгсторовские» тесты выдали ошибку.

– Но и это еще не все, – добавила она.

Коултон снова заметно напрягся, как будто внутренне группируясь перед вторым раундом.

Она помедлила немного на тротуаре напротив входа в приемный покой. Отбросив прочие возможные причины своего недомогания, она должна была быть честной и перед собой, и перед ним.

– Помнишь, я говорила тебе, что шансы забеременеть для меня практически равны нулю? Так вот, порою даже самый дальний выстрел попадает в цель. Я только что получила розовые плюсики не на одном и даже не на двух, а сразу на трех тестах.

Он взял ее за руку:

– Что ты сказала?

– Что я пять недель как залетела. И пока ты не успел запаниковать, хочу напомнить, что у меня подряд были три выкидыша. – Она почувствовала, что Коултон еще сильнее напрягся, а потому продолжила с нарочитой легкостью: – В последние три раза, когда я была беременной, я чувствовала себя прекрасно. Но в этот раз по мне точно колесами поездили.

– Пять недель назад мы были с тобой в оранжерее.

– Как я уже сказала, не паникуй. – Либби закрыла на миг глаза, прогоняя непрошеные слезы. У ее ребенка не было никаких шансов появиться на свет, и осознание этой безнадежности вовсю опутывало ее сердце, впиваясь, точно колючей проволокой. – Учитывая мой опыт прошлых беременностей, я не сумею отходить весь срок.

– Но твой прежний опыт вовсе не означает, что ты потеряешь и это дитя.

– Я серьезно, Коултон. Не стоит как-то привязываться к этому ребенку. Не надо. – Глаза у нее налились слезами. – Тут прямо как в песне – она уйдет, разбив навеки твое сердце.

– Она?

– Ну, или он.

Коултон взял ее руки в свои, пальцами расправляя ей сжатые кулаки.

– Как только разберемся с Лофтон, то сразу же отыщем Джинджер. Она сделает тебе анализ.

– Еще слишком рано, Коултон. Я лучше выжду хотя бы пару-тройку недель, а потом сама ее найду.

– Мы все равно с ней сегодня увидимся. У тебя есть какие-то признаки, что все плохо?

– Нет.

– Тогда – свистать всех наверх! Надо помочь тебе его сохранить.

Либби вгляделась в его лицо, ища в нем каких-либо признаков огорчения или досады. Но не нашла там ничего подобного. Черт подери, ей даже померещился возбужденный блеск в его глазах!

– Не радуйся раньше времени, Коултон.

– Поздно, – пожал он плечами. – Я глубоко к тебе небезразличен, и все последние недели я только и гадал: в чем же моя промашка?

– Ты ни в чем не промахнулся.

Он с облегчением выдохнул.

– И дальше не собираюсь. Я останусь рядом с тобой и с ребенком.

* * *

Лофтон они нашли на четвертом этаже больницы. Медсестра указала им нужную палату. Пройдя за занавеску, Либби увидела, что Лофтон лежит на больничной койке, сжимая перед собой пластиковый лоток. Лицо ее было бледным и измученным.

– Лофтон, – негромко позвала ее Либби.

Оставив Коултона у двери, Либби приблизилась к ее постели. Подняв глаза, Лофтон некоторое время пристально глядела на нее, после чего сомкнула веки. С одной стороны лица у нее расплылся огромный синяк, вдоль подбородка шли ссадины, оставленные, видимо, раскрывшейся подушкой безопасности.

– У тебя голос прямо как у мамы.

– Правда?

– Да.

– Элайна попросила тебя проведать. Она будет здесь в ближайшие часы. Насколько я поняла, она еще в Нью-Йорке.

Лофтон прижала пальцы к виску:

– Здорово.

Либби подтянула поближе к койке стул и села.

– Нравится тебе это или нет, но судьба свела нас вместе. Родственников не выбирают, верно?

Лофтон подняла ко рту лоток. Пару раз она натужилась в рвотных позывах, заставив Либби встать и отвернуться.

– Я больше чем уверена, что Элайна хочет, чтобы мы с тобой подружились, и ей, видимо, представляется, что сейчас лучший для сближения момент, – произнесла Либби.