Сад нашей памяти

Сэйди притормозила, когда грузовик подъехал к двум одинаковым кирпичным столбам, отмечавшим въезд в поместье Вудмонт. Понизив передачу, она свернула между ними и покатила по длинной и извилистой подъездной дороге, окаймленной высокими деревьями с голыми, слегка заснеженными кронами.

Девушка никогда еще не бывала в поместье Вудмонт, а Джонни случилось здесь поработать несколько дней в октябре, когда он помогал бригаде из Нью-Йорка сооружать какое-то строение из стекла. Сэйди очень хотелось его посмотреть, но Джонни все время казалось неудобным брать сестру с собой.

Некоторое время они в молчании ехали по едва ли не бесконечной подъездной дороге, и нависавшие над ней голые ветки деревьев, казалось, тянулись к кабине, точно когтистые руки. Когда грузовик въехал на последний взгорок, их глазам предстал особняк Вудмонт. Такого большого дома Сэйди в жизни не видела! И каждое окошко в нем горело ярким светом. Когда они подъехали к дому сбоку, Сэйди услышала изнутри веселую музыку.

Девушка молча заглушила двигатель и выставила стояночный тормоз.

– Веди себя как можно лучше, Сэйди, – предупредил ее Джонни. – Не сквернословь и старайся говорить, только когда к тебе обращаются. И, по правде, будет лучше, если ты вообще помолчишь. А то ты бываешь слишком уж говорливой.

– Ничего я не говорливая. Просто я высказываю то, что мне пришло на ум, а ты сам знаешь, что у меня в голове постоянно возникают какие-то идеи.

Джонни потер ладонью затылок.

– В общем, как я уже сказал: старайся помалкивать.

Стоило ей открыть дверь кабины, как створку дернуло порывом ветра. Сэйди едва успела схватить ее покрепче, чтобы не сорвало с петель.

– Вот черт!..

– Чтоб никаких больше ругательств, – напомнил Джонни.

Она с силой хлопнула дверцей, желая показать брату, как сильно она разозлилась на то, что он уезжает.

Джонни со своей стороны почти бесшумно закрыл дверь.

– В Вудмонте, по крайней мере, никаких лихоимцев, – проворчал он. Встретившись с сестрой позади грузовика, он сказал: – В общем, вообще держи рот на замке. Говорить буду я.

– В какой-то момент мне все равно с ними придется говорить, когда им захочется еще заказать самогона.

Запрет на продажу спиртного был снят десять лет назад. Отец рассказывал, что во время «сухого закона» он только поспевал гнать партию за партией, и на деньги от сбыта самогона они смогли построить новый дом. Теперь уже продажи были не те, но заказов все равно оставалось достаточно, чтобы регулярно запускать самогонный аппарат. Картеры могли позволить себе какую угодно выпивку, однако доктор Картер ввел в традицию употреблять на праздник именно их «семейный» напиток с ароматом цветков жимолости.

– Теперь ты будешь развозить все заказы, – сказал Джонни. – И бражку готовить тоже будешь ты.

– Я и так уже много лет этим занимаюсь, – отмахнулась Сэйди.

– Ну да, только народ по большей части этого не знал. Все думали, что это отец делает, или Дэнни, или я.

– Да, я буду прикидываться, будто ты волшебным образом делаешь бражку откуда-то издалека, – хмыкнула Сэйди.

Брат опустил задний бортик.

– Скажу, что перед отъездом нагнал побольше.

– Думаешь, в это кто-то поверит?

– Ну, ты же любишь выдумывать истории. Если эта легенда не сработает, найдешь ей замену получше.

Из двух молочных ящиков Джонни поднял тот, что потяжелее, а Сэйди подхватила тот, что полегче.

С реки Джеймс подул ледяной ветер, пробрав насквозь ее тонкое одеяние. В ящике звякнули банки.

– А здорово, должно быть, жить в таком шикарном доме. Ты когда-нибудь пытался хоть представить, каково это – там жить?

– Нет, мне слишком некогда, чтобы попусту воображать.

– Готова поспорить, что Джин Тирни тоже живет в таком доме. Она ведь богата, как Картеры. Они не задумываясь подают на стол любую еду и отапливают дом, не экономя на дровах. И если у них есть какие-то проблемы – то это уже проблемы богатеев.

– Держи-ка свои мысли при себе.

Род Картеров пустил в этих краях корни лет двести назад, и поговаривали, что первый из здешних Картеров был шотландским дворянином, родившимся вторым сыном в семье. Он сколотил состояние на выращивании пшеницы, а его сын продолжил отстраивать семейную ферму и даже сумел избежать серьезных потрясений во время Войны за независимость.

Однако последние два поколения Картеров посвятили себя медицине. Нынешний наследник имения, Эдвард Картер, тоже пошел по их стопам. Как и у его отца, у Эдварда Картера была в округе обширная врачебная практика, и раз в неделю он безвозмездно отдавал свои знания и опыт Линчбургской больнице и женщинам из неимущих слоев.

Джонни первым поднялся на крылечко сбоку дома и постучал в дверь. Ведущая в кухню дверь открылась, и перед ними предстала высокая крепкая женщина с рыжими волосами и белым, как облако, лицом. Миссис Фритц всегда убирала волосы в тугую кичку, а ее платья, чулки и обувь были неизменно черными.