Сад нашей памяти

Позади женщины остановились двое молодых мужчин, и в одном из них Сэйди узнала Эдварда Картера. Пока здравствовали его отец и мать, Эдвард был завсегдатаем на сельской ярмарке. Девушки в городке шептались, что он красив, как Кэри Грант, но Сэйди считала, что он куда симпатичнее. Когда минувшей весной его отец умер, Эдвард был в Англии, изучая в университете медицину. Местные до сих пор за глаза его корили, что он не присутствовал на отцовских похоронах – как будто он мог так просто взять и перемахнуть океан!

Стоявший возле доктора Картера мужчина был пониже ростом, с более рыхлой и округлой фигурой. И если бы Сэйди понадобилось сравнить его с каким-нибудь актером, то чертами этот молодой человек скорее напоминал ей Микки Руни. Не красивый, но вполне приятный глазу.

У обоих мужчин были короткие напомаженные волосы, зачесанные назад, оба были в прекрасно сидящих темных костюмах и белых сорочках, и даже с бабочками на шее, словно явились на премьеру фильма.

Вся троица уставилась на Сэйди и Джонни, но уже через мгновение Эдвард первым протянул руку:

– О, Джонни, ты все привез! Я опасался, что ты к праздникам не успеешь. Отец всегда очень любил ваш самогон на жимолости, и мы все надеялись сегодня поднять тост в его память.

Расплывшись в улыбке, Сэйди быстро заговорила, пока брат не успел на нее шикнуть:

– Мистер Картер, сэр, это действительно прекрасный способ почтить его память. Но видите ли, сэр, ваш безвременно ушедший папа за рождественский заказ всегда платил Джонни шесть долларов. – Сэйди решила, что, добавив «сэр», она выразит ему большее уважение. – А миссис Фритц оказалась в неведении насчет сегодняшней цены.

Миссис Фритц лишь пожала плечами:

– Вы дали мне пять долларов, доктор Картер.

– Но летом это стоило именно столько, – молвил доктор Картер.

– Это так, сэр, – кивнул Джонни. – Но в Рождество ваш отец всегда платил нам шесть.

– То есть один доллар сверху? – уточнил доктор Картер.

– Да, сэр. – Джонни всегда умел говорить с людьми, не нагнетая эмоций. Сэйди же, напротив, своим тоном способна была взвинтить собеседника, как бы она ни улыбалась и как бы ни рассыпалась, называя его «сэром».

– Ну что ж, если такова была договоренность с моим отцом, то, миссис Фритц, пожалуйста, выдайте им один доллар сверху, – произнес Эдвард.

Миссис Фритц повернулась к стоявшей на кухонной тумбе жестяной, из-под печенья, банке в форме сердечка, подняла крышку, пошарила внутри и наконец извлекла новенькую хрустящую однодолларовую купюру.

Лицо у брата сделалось на пару оттенков краснее, и Сэйди не могла с уверенностью сказать, то ли это от неловкости, то ли от облегчения.

– Очень вам признателен, – кивнул Джонни.

Тут доктор Картер приложил ладонь к спине стоявшей рядом молодой женщины:

– Это моя жена Оливия.

Джонни кивнул:

– Я слышал, что вы недавно женились. Наилучшие от нас пожелания.

– Спасибо, Джонни, – молвил Эдвард. – Мы уже целых три месяца женаты.

Госпожа Оливия приветливо улыбнулась, однако руки не подала.

– Приятно познакомиться, – сказала она. Голос ее был мягким и спокойным и звучал совсем не так, как, по мнению Сэйди, должны были бы говорить в Англии.

– А это мой двоюродный брат Малкольм, – продолжал доктор Картер. – Он приехал к нам погостить на Рождество и заодно отпраздновать наше бракосочетание.

Малкольм широко улыбнулся, отчего стал еще больше смахивать на Микки Руни:

– Очень приятно.

– Еще раз поздравляем вас, мистер и миссис Картер, – сказал Джонни. – Мы очень рады за вас обоих. Правда, Сэйди?

– Да, сэр. Искренне рады.

Сэйди заметила, что женщина внимательно глядит на нее. Из соображений деликатности правильно было бы опустить взгляд, однако Сэйди не настроена была сейчас на подобное проявление вежливости. Их только что едва не обнесли положенными деньгами – причем не в какой-то обычный день, а в Рождественский сочельник!

– Род Томпсонов живет в этих краях так же давно, как и род Картеров, – пояснил Эдвард Малкольму и Оливии. – Чем ты теперь занимаешься, Джонни, когда закрылся ваш талькохлоритовый завод?

Сэйди хотелось сказать, что упомянутый мыльнокаменный завод закрылся еще девять лет назад и что Джонни вообще-то никогда там не работал. Однако недавние предостережения брата насчет того, чтобы она помалкивала, заставили эти слова застрять в горле.

– Когда есть работа, то подрабатываю в механической мастерской в Уэйнсборо. Впрочем, через пару недель я собираюсь уехать. Я завербовался в армию.

– В армию? – переспросил доктор Картер. – Мы с супругой Оливией лично пережили войну, пока были в Англии. «Лондонский блиц» – страшная штука.

– А что такое блиц? – спросила Сэйди.

– Это авианалеты, – объяснил ей доктор Картер. – Фашисты устраивали массированные бомбардировки по ночам одиннадцать недель кряду. Летом моя жена чуть не погибла под завалами после разрыва бомбы. – Он потер ладонью по ноге: – Я бы тоже записался на военную службу, если бы в одной из бомбежек мне не повредило ногу. Боюсь, нога так до конца и не восстановится.

Госпожа Оливия ничего на это не сказала, только нахмурила брови, словно настигнутая мрачными воспоминаниями.