Сад нашей памяти

– Он был здешним педиатром. А ее муж тоже был врачом. К тому же она понимала, что, если тебя удочерят супруги МакКензи, у нее будет возможность время от времени тебя видеть.

– И ты вот так вот просто сказала «да»?!

Элайна закрутила в пальцах выбившуюся нить.

– Я не так вот просто сказала «да». Это были долгие и тяжелые размышления. И когда я наконец ему позвонила, у меня уже начались схватки и меня полностью обуял страх.

– Мама говорила, что им с отцом позвонили из больницы и сказали, что у них в отделении есть девочка-отказница, которую можно удочерить. И что они тут же прыгнули в машину и покатили в Нью-Джерси.

Элайна нахмурилась.

– Ты не была отказницей. Я созвонилась с твоим отцом, когда у меня были схватки. Твои приемные родители приехали уже через два часа после твоего появления на свет.

– Мама говорила, ты их не пожелала видеть.

– Не пожелала. Я боялась, что потеряю присутствие духа.

– И ты даже не думала меня оставить при себе?

– Думала миллионы раз.

– Почему же тогда не оставила?

– Этим вопросом я терзаюсь с того самого дня.

– Дело же явно не в отсутствии денег. Ты из достаточно состоятельной семьи.

– Видишь ли, у меня не было отца с матерью, которые могли бы помочь с этим решением. А бабушка – представитель совсем иного поколения. В пору ее молодости, если девушке случалось понести вне брака, от нее все отворачивались. Она становилась изгоем общества. И бабушка боялась за меня.

– Но тогда-то был уже конец восьмидесятых.

– Для нее ничего, по сути, не изменилось. И это была очень волевая женщина. Она взяла с меня клятву, что я ничего не расскажу дедушке.

– Почему?

– Дедушка у меня был добрым и любящим. Он стал мне фактически вторым отцом. Но у него тоже были очень стойкие убеждения насчет женщин, забеременевших вне брака.

– Каменный век какой-то!

– Он родился в 1920 году. И если тебе это любопытно, его имя упоминается в нескольких статьях о проводившейся в штате Вирджиния программе по евгенике.

– А что там такое?

– Возможно, это лучше объяснит тебе его воззрения. Мой дедушка, как и многие специалисты медицины того времени, искренне верил в то, что оказывает великую услугу женщинам тем, что стерилизует их.

– Стерилизуют?

– Умственно отсталых, с ограниченными возможностями, а иногда и просто женщин из неимущих слоев. Я вовсе не защищаю то, что он делал. Это было ужасно. Но в его понимании он оказывал необходимую услугу обществу.

– Господи…

– Я очень долго потом злилась на Оливию. Но с годами я все же осознала ее дальновидность. Почитав ее садовые дневники, я получила некоторое представление о первых ее годах жизни в Вирджинии. В частности, была одна девушка по имени Сэйди Томпсон. Бабушка с ней очень подружилась и пыталась ей в жизни помогать.

– Это ее имя нацарапано на стекле у вас в оранжерее? – припомнила Либби.

– Да.

К дому подъехал автомобиль, и, увидев, как по ступеням крыльца поднимается Лофтон, Либби едва подавила приступ раздражения. На Лофтон были темно-синяя рубашка с закатанными рукавами, джинсы и босоножки на танкетке.

Либби нервно провела рукой по волосам. Вот же принесло не вовремя!

– Забыла свой мобильник, – объяснила она, чмокнув Элайну в щеку. – Пришлось вернуться.

– Добрый день, Лофтон, – поднялась с места Либби.

От напряжения полные губы Лофтон тонко сжались.

– Привет, Либби! Что привело к нам опять? Желаешь еще пофотографировать?

– Мне надо было поговорить с Элайной.

– В самом деле? – искривила губы Лофтон.

Элайна вздохнула.

– Либби нашла письмо, что написала ей Оливия, когда она только родилась.

– С чего это Оливия вдруг стала писать Либби? – И, еще даже не успев закончить предложение, помотала головой. – А-а, понимаю.

– Что ты понимаешь? – спросила Элайна.

Лофтон стиснула ладони в замок.

– Я не желала бы вести этот разговор в ее присутствии.

– Можешь и не вести. – Либби очень хотелось избавить Элайну от лишней напряженности, но ее единоутробная сестра слишком давила на нервы. – У тебя явно проблемы по части общения со мной.

– Я тебя не знаю, – пожала плечами Лофтон. – И никто из нас, по сути, тебя не знает.

– Что это значит? – спросила Либби.

– Ничего не значит, – отмахнулась Лофтон. – К тому же мне совсем не хочется расстраивать маму.

– То есть ты все поняла. И ты знаешь, кто я такая.

– Точно я, конечно же, не знаю. Но когда я увидела, как с тобой общается мама… Она очень нервничала – а моя мама, знаешь ли, никогда не нервничает. И папа с тобой был прямо суперобходителен. Никогда еще не чувствовала от него таких флюидов. И наконец – бог мой! – ты же просто вылитая Оливия!

– Почему ты вообще это заподозрила? – удивленно спросила Элайна, искренне потрясенная услышанным.

– Когда мне понадобилось получить паспорт, я хорошенько изучила свое свидетельство о рождении. И там я указывалась как второй ребенок.

Элайна прикрыла веки.

– Мне следовало обо всем тебе сказать.

– Да уж, это точно, – отозвалась Лофтон.

– А кто еще, кроме нас троих, в курсе? – спросила Либби.

– Об этом знают Маргарет и Тед, – ответила Элайна. – Но, кроме них, больше никто.