Сад времени

— Теперь ты используешь тот же самый предлог! Люди всегда были против меня, всегда — мой отец, моя жена, мой сын, теперь ты. Я думал лучше о тебе, Михаил. Это публичное оскорбление, если я не буду на борту «Ганзаса», когда он войдет в вакуум, и тогда я не знаю, что сделаю, Михаил.

Михаил неуютно поежился, обхватив стакан виски, и уставился в пол.

— В действительности ты и не ожидал от меня ничего большего, Брюс. В глубине души ты понимаешь, что ни от кого нельзя никогда ожидать большего, чем получаешь.

— Разумеется, не стану ожидать на будущее. Ты ведь не удивляешься тому, что люди становятся все более и более ожесточенными. Мой Бог, ради чего же тогда стоит жить?

Он встал, стряхивая пепел с сигары в утилизатор:

— Не провожай меня.

Он вышел в состоянии, близком к стрессу, обогнал секретаршу, делавшую вид, будто происходящее совершенно ее не интересует. Конечно, его утешало, что он заставил этого маленького притворщика венгра почувствовать, как глубоко могут страдать некоторые люди, не позируя ни перед кем.

Постепенно он вернулся к своим прежним мыслям. Поисками новых планет, со всеми неизбежными восторгами и разочарованиями, занимаются не только для того, чтобы в один прекрасный день обнаружить такую цивилизацию, для любого самого чувствительного представителя которой жизнь не являлась бы тяжким бременем. Нет, здесь была и другая сторона медали!

Ты отправляешься в путешествие еще из-за того, что жизнь на Земле среди подобных тебе — настоящий ад.

Нельзя сказать, чтобы на космических кораблях все обстояло так уж замечательно — например, этот проклятый Баргероун, главный виновник случившегося, — но там каждый хотя бы знал свое место, свои обязанности, за невыполнение которых нес заслуженное наказание. Быть может, в этом заключается секрет особого духа, наполнявшего сердца всех великих исследователей!

Неведомые пространства не таят тех опасностей, которые подстерегают в кругу друзей и близких. Уж лучше зло неизвестное, чем хорошо знакомое!

Он приближался к дому с чувством злого удовлетворения. Ведь он всегда знал, что все обернется именно так!

Когда главный исследователь ушел, Михаил Пазтор допил стакан, поставил его на место и тяжелой походкой подошел к двери, открывавшейся в небольшую смежную комнату.

На закругленной ручке кресла сидел молодой человек, нервно пожевывая сигару. Он был стройным, с опрятной бородкой, которая делала его несколько старше своих восемнадцати лет. Его обычно выразительное лицо сейчас, когда он повернулся к Михаилу с немым вопросом, было тяжелым и мрачным.

— Твой отец ушел, Альмер, — сказал Михаил.

— Я узнал его голос — как всегда, слишком многозначительный.

Они вернулись в кабинет.

Альмер выбросил сигару в утилизатор, стоявший на столе, и спросил:

— Зачем он приходил? Что-нибудь насчет меня?

— Не совсем. Он хотел, чтобы я засадил его на борт «Ганзаса».

Глаза их встретились. Молодое угрюмое лицо просветлело; затем они оба рассмеялись.

— Что отец, что сын! Я надеюсь, ты не сказал ему, что я пришел с точно такой же просьбой?

— Нет, конечно. Он и так получил сегодня больше чем достаточно поводов для расстройства. — Говоря это, Михаил рылся в столе.

— А теперь не обижайся, если я тебя быстренько выпровожу, дружище. У меня много работы. Ты по-прежнему уверен, что хочешь вступить в исследовательский корпус?

— Ты же знаешь, дядя Михаил. Я чувствую, что не могу больше оставаться на Земле. Родители создали для меня такие условия, что во всяком случае в ближайшее время мне здесь делать нечего. Я хочу выбраться отсюда куда-нибудь далеко-далеко, в космос.

Михаил сочувственно кивнул. Ему часто приходилось выслушивать подобные признания, и никогда, никогда он не отговаривал человека лишь потому, что когда-то и сам испытывал подобное. Когда ты молод, еще не понимаешь, что душа твоя стремится не покинуть мир, в котором ты существуешь, а обрести бесчисленные новые миры, в самых отдаленных галактиках. Он выложил на стол какие-то документы.

— Здесь различные бумаги, которые тебе потребуются. Один мой друг, Брайан Латтимор, из Американской консультативной космической службы, все объяснил Дэвиду Песталоцци, который в этот раз займет место капитана на «Ганзасе». Поскольку твоего отца хорошо знают, тебе разумнее лететь под другим именем. Так что теперь ты — Самюэль Мелмос. Надеюсь, возражений не будет?

— С какой стати я стал бы возражать? Я очень благодарен тебе за все, а к своему собственному имени у меня нет особой привязанности.

Он с триумфом помахал над головой сжатыми кулаками.

Как легко испытывать восхищение, когда ты молод, подумал Михаил. И как сложно установиться настоящей дружбе между двумя поколениями — конечно, можно общаться, но это сродни тому, как два различных биологических вида подавали бы друг другу сигналы с противоположных краев пропасти.

— А что произошло с той девушкой, Альмер?

— Это! — На мгновение он опять стал угрюмым. — От нее мне были одни неприятности.