Читаем Садок судей II полностью

Садок судей II

Бенедикт Константинович Лившиц , Велимир Хлебников , Владимир Владимирович Маяковский , Давид Давидович Бурлюк , Николай Давидович Бурлюк

О бродниках

Бродники известны летописи как особенные кочевые славяне в южной России. Дальнейшая судьба этого степного племени неизвестна. Принято выводить его имя от глагола: бродить, вести бродячий образ жизни. Между тем, приняв другое словопроизводство, можно прийти к заключена что это племя юго-западных степей. Принимало участие в завоевании Сибири. Допустим что народ этот получил название от особенного рода обуви, которую он носил. Обувь эта в отличие от сапога не имеет отдельной подошвы и выше щиколки туго перевязывается ремешком, чтобы мягкая кожа не спадала с ног. В древнейшее время она была обувью степного населения России, как свидетельствуют пластинки и украшения курганов.

В наше время ей нет в Евр. России, она вытеснена сапогами и лаптями. Но в Сибири до сих пор хорошо известно под именем бродни и предпочитается другой обуви за ту легкость и свободу движения, которую приобретает в ней нога, Пеший человек, обутый в бродни уйдет в 1 1/2 раза дальше, чем обутый в сапоги с их неподвижной подошвой. Внутрь бродней кладется солома, чтобы избегнуть ушибов; то-же делали и скифы как это видно из раздутости их ног. Эта скифская обувь была-бы удобнее сапог для пеших войск, в особенности в горной стране (в броднях нога цепко охватывает камни).

Можно думать, что бродники — обрусевшие потомки скифов, сохранившие вместе с многими чертами быта и скифскую обувь. Стесняемые потоками размножающегося поселок в своей кочевой свободе они ушли на восток, участвуя в завоевании Сибири и распространили среди русского населения новой страны ту обувь, которая дала им их имя.

Не совершенно невозможно, чтобы вожди завоевания не были бы из среды этого племени: Ермак и Кольцо могли быть потомками носителей кожаных чулков.

Замечательно, что один из покорителей Амура Хабаров был, как указывает его имя, потомком храбрейшего племени хозарского царства, племени хабары. Оно когда то, стесняемое единоплеменниками подымало восстание.

«Рожденье — сон возможный…»

Op. № 27.

Рожденье — сон возможный,Он был и навсегдаТеперь не стал тревожныйПечальный голос льда.Тоскующие нити,Плывущая беда,Торжественность наитийВлечет туда…Там бесконечно пьяныСосновые леса.Провалы и изъяныЧерта и полоса.О содрогайся гордо,Провал, удар, тупик.Измена всем аккордам,ОГНЕДЫМЯЩИЙ ПИК.

«Кто стоял под темным дубом…»

Op.№ 28.

Инструментовано на «C»

Кто стоял под темным дубомИ, склоняя лик лиловыйИзвивался пряным кубом,Оставался вечно новым,Сотрясая толстым шлемом,Черепашьей скорлупой,Ты клялся всегда триремам,СТРАЖНИК РАДОСТИ СЛЕПОЙ.

1909

Рисунок Давида Бурлюка

«Стремглав болящий колос…»

Op. № 29.

Стремглав болящий КОЛОС,Метла и Эфиоп,Сплетенья разных полос,Разноголосый сноп,Взлетающие ПЧЕЛЫ,О милый малый полДразнящие глаголы,Коралловый аттол.Как веер листья пальмы.Явь, синь и кружева.Отринули печаль мы,Рев изумленный льва.ЛИЛОВЫЕ АРАБЫ…Тяжелая чалма…Ах, верно вкусны крабы…Пятнистая чума.

1909

«Внизу журчит источник светлый…»

Op. № 30.

Внизу журчит источник светлый,Вверху опасная стезя,Созвездия вздымают метлы,Над тихой пропастью скользя.Мы все приникли к коромысламПод блеском ясной синевы,Не уклонялся от смыслаИ Я, и ТЫ, и МЫ, и Вы.

1908

«Среди огней под черным небом…»

Op. № 31.

Среди огней под черным небом,Безликой прелестью жива,Вознесена к суровым требамТвоя поспешно голова.За переулком переулок,Сожравши потрясенный мост,Промчишься мимо медных булок,Всегда, сияющий и прост.А там, на синей высотеКружит твоя прямая стрелка,На каждой времени верстеТорчит услужливо горелка.

1909