Сады Луны

Из-за стойки послышалось невнятное бормотание, а потом явилась Салти — её светлые волосы были растрёпаны, а пухлое личико казалось ещё более пухлым.

— Угу, — пробурчала она. — Чего?

— Завтрак для моих друзей, будь добра. — Мурильо поднялся и окинул критическим и явно неодобрительным взором свою одежду. Мягкая пышная рубашка салатового цвета жалко обвисла на его стройной фигуре, помялась и покрылась пятнами пива. Выдубленные кожаные рейтузы покрылись пылью и липкой грязью. Со вздохом Мурильо шагнул прочь от стола.

— Мне нужно принять ванну и переодеться. Что до игры, то я сдаюсь, поражённый безнадёжностью. Боюсь, Крупп теперь никогда не разыграет свою карту и мы окажемся пленниками в мире его невероятных воспоминаний и реминисценций, по-видимому, навсегда. Доброй ночи вам всем. — Они с Ралликом переглянулись, а потом Мурильо слегка кивнул.

Крокус заметил это и ещё больше насупился. Он посмотрел на уходящего Мурильо, а потом перевёл взгляд на Раллика. Убийца сидел и смотрел на Колла, по выражению его лица, как обычно, ничего нельзя было понять.

Салти поплелась на кухню, и вскоре до их столика донеслось позвякивание кастрюль. Крокус бросил карты в центр стола, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.

— Юноша тоже сдаётся? — спросил Крупп.

Крокус кивнул.

— Ха! Крупп остаётся непобеждённым! — Человечек положил карты и заткнул салфетку куда-то под третий дрожащий подбородок.

В голове вора бурлили подозрения. Сперва эта война между убийцами, а теперь Раллик с Мурильо что-то задумали. Он вздохнул про себя и открыл глаза. Всё тело болело от ночных приключений, но он знал, что ему повезло. Невидящим взором юноша посмотрел на Колла. Перед его глазами словно снова встали высокие чёрные убийцы, и вор поёжился. Но несмотря на все опасности, которые преследовали его этой ночью на крышах, Крокус не мог не признать, что всё это было очень захватывающе. После того как он захлопнул за собой дверь и одним глотком осушил кружку, которую ему дала Салти, Крокуса ещё целый час бил озноб.

Взгляд его сосредоточился на Колле. Колл, Крупп, Мурильо и Раллик. Какая странная компания — пьяница, жирный маг сомнительных способностей, разряженный щёголь и убийца.

Но они — его лучшие друзья. Родителей Крокуса унесла крылатая чума, когда ему было четыре года. С тех пор его воспитывал дядя Маммот. Старый учёный сделал всё, что мог, однако не очень-то преуспел. Уличные тени и безлунные крыши города казались Крокусу намного более интересными, чем пыльные дядины фолианты.

Но сейчас ему стало одиноко. Крупп не снимал маску блаженной глупости никогда, даже на миг; за все годы, что Крокус провёл под его началом, обучаясь искусству воровства, он никогда не видел, чтобы Крупп вёл себя иначе. Колл, похоже, решил всегда, любой ценой избегать трезвости. Причин Крокус не знал — хотя подозревал, что когда-то Колл был чем-то большим. А теперь Раллик и Мурильо решили не посвящать его в подробности какой-то новой интриги. В его мыслях вдруг возник образ — освещённое луной тело юной девушки, — и юноша с досадой потряс головой.

Салти принесла завтрак — кусочки хлеба, поджаренные на сливочном масле, головку козьего сыра, гроздь местного винограда и кувшин низинного горького кофе. Первым она подала Крокусу, и тот пробурчал слова благодарности.

Пока Салти подавала Раллику, Крупп извёлся от нетерпения.

— Какая дерзость! — проворчал он, оправляя покрытые пятнами рукава своего широкого кафтана. — Крупп подумывает о том, чтобы обрушить тысячу ужасных заклятий на грубую Салти.

— Лучше бы Круппу воздержаться, — сказал Раллик.

— О да, разумеется, — пошёл на попятный Крупп, вытирая лоб платком. — Чародей моих дарований никогда не опустится до того, чтобы проклинать какую-то посудомойку.

Салти повернулась к нему.

— Посудомойку?! — Она схватила с тарелки кусок хлеба с маслом и с размаху шлёпнула на голову Круппа. — Не бойся, — добавила она, удаляясь к барной стойке. — С такими волосами, как у тебя, никто ничего не заметит.

Крупп стащил хлеб с головы. Он уже почти бросил его на пол, но потом передумал и облизнулся.

— Крупп нынче утром великодушен. — Человечек расплылся в широкой ухмылке и положил хлеб на тарелку перед собой. Затем наклонился вперёд и переплёл пухлые пальчики. — Крупп желает начать трапезу с винограда, если позволите.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Я вижу человека

свернувшегося в огне который

меня не греет

и гадаю что же

здесь делает он дерзкий свернувшись

на погребальном пламени моём…

Аноним. Гадробийская эпитафия

На этот раз сон вывел Круппа через Болотные ворота по Южному тракту, а потом налево, к Резчиковой дороге. Небо над головой приобрело неприятный оттенок бледной зелени и серебра.