Они отчалили и вскоре потеряли из виду землю. Они видели, как вечером солнце погружалось в воду, а наутро снова поднималось из воды. Около полудня они заметили цепь маленьких островков и приветствовали их радостными криками. Ночью шум в животе корабля прекратился. Он был в порту Кизуму, что в британской Ост-Африке.
Внезапно на мачте вспыхнул белый свет прожектора. Хатако с интересом прищурился, но он не смог разглядеть, как устроена лампа. Дела белых не были доступны его пониманию.
Они стали сносить тюки с корабля через площадь и затем грузить их в большие мрачные повозки. Много таких повозок стояло цепью одна за другой, колеса их опирались на узкие стальные дорожки. Спереди была громадная черная штука с толстым круглым брюхом и двумя яркими лампами на груди. Она была горяча, шипела и выпускала пар и дым. Хатако понял, что она движется при помощи огня и при этом тянет за собой повозки.
Когда погрузка закончилась, им велено было наполнить свои бутылки водой и потом войти в другие повозки, в которых были окна и скамейки для сиденья. Толчок — и поезд покатил в темноту ночи все быстрее и быстрее…
Огни Кизуму погасли вдали, теперь блестели только звезды над горами, которые становились все круче и, казалось, бежали навстречу поезду. Внезапно потухли звезды, и пассажиров обдало клубами едкого дыма. С оглушительным грохотом поезд врезался в сердце горы, опять вылетел оттуда и полетел дальше через высокие мосты над зловещими пропастями. С невероятной силой тащил этот толстопузый огнедышащий черт свои грохочущие вагоны все выше и выше. Ледяной холод врывался через окна.
Носильщики закрыли окна, щелкая зубами, кутались в свои одеяла и теснее прижимались друг к другу. Один из них прислонился к Хатако, но тот откинул голову и оттолкнул его. Затем он отошел в сторону, закутался вместе со своим оружием в одеяло и лег на пол.
Когда рассвело, Хатако заметил, что они мчатся по плоской равнине. Сухая желтая скудная трава покрывала красноватую почву, серые тернистые кустарники тянули кверху сухие искривленные руки, то тут, то там возникали то темная плосковерхая акация, то высокая стройная пальма. Солнце поднималось над далеким горизонтом, пальмовые опахала, колеблемые утренним ветром, озарились красным светом; затем красная заря разлилась по кустам, траве и по всей бесконечной дали.
С бешеной скоростью мчался поезд навстречу солнцу. То здесь, то там мелькала деревенька, окруженная несколькими деревьями и полями. Высокие статные мужчины стояли одиноко на равнине и сторожили свои стада. На железнодорожных станциях стояли в ожидании женщины с кувшинами на головах. Мужчины и женщины были совершенно голы.
— Кавирондо! — сказал один из носильщиков, указывая в окно на страну и ее обитателей.
Все меньше и меньше появлялось людей, потом они исчезли совершенно. Однообразные и безграничные скользили мимо окон вагона серо-желтые пространства пустыни. Начала появляться дичь, сперва одиночная, потом стаями и, наконец, стадами в несколько сот голов. Чаще всего встречались антилопы и газели всех видов, а также гну и зебры. Некоторые стояли неподвижно или бежали спокойной рысцой, другие подобно ветру мчались по равнине или же скакали бешеными прыжками; большая часть их паслась рядом с дорогой, опустив головы и непрерывно обмахиваясь хвостами. Появились страусы, которые бежали наперегонки с поездом. Два носорога бросились было на железное чудовище, но перед насыпью они внезапно остановились в недоумении…
Широкая стена пыли вырастала на горизонте и с неимоверной быстротой приближалась к поезду. Она становилась больше и темнее, неясные очертания ее волновались в красно-сером тумане. С ревом, похожим на шум морского прибоя, налетела она и окутала все тускло-красноватыми сумерками. Завизжали тормоза, и с резким толчком поезд остановился. Волна достигла полотна и перелилась через него. Из клубящихся туч пыли доносился гулкий топот бесчисленных копыт. Это были зебры. Тысячи, много тысяч зебр…
Поезд стоял в волнующемся море мчащихся вперед полосатых тел. Головы носильщиков протискивались в окна. Широко раскрытыми глазами смотрели они на этот мощный поток зверей. Наконец, туча стала редеть. Гул становился слабее; можно было уже различить отставших от стада. Глухо фыркая, с блестящими дикими глазами и развевающимися хвостами неслись они мимо. Далеко-далеко кружилась теперь в степи туча пыли…
Хатако, тяжело дыша, покачивал своей дубинкой.
— Да, это страна зверей, — сказал он двум соплеменникам, сидевшим в том же вагоне.
— Мясо! Много мяса! — согласились они, хлопая себя по ляжкам и обнажая острые зубы. Они присели на корточки и возбужденно описывали поток живого мяса, который они только что видели.