Сафари

Поезд ехал с удвоенной скоростью. Звери появлялись теперь реже и небольшими стадами. Опять появились поселения людей. Время от времени поезд ненадолго останавливался у маленьких станционных строений. Они были покрыты гофрированной жестью и одиноко жарились на солнце. Вокруг них стояли странные худые люди с худыми лицами, держа в руках большие копья с широкими концами. На голове у них было нечто, отливающее красным светом и похожее на медные каски. Это были мазаи. Их длинные волосы были уложены в виде каски и пропитаны смесью красной глины и жира.

На одной из станций в вагон вошел бой Селим. Когда он увидел Хатако, глаза его коварно заблестели.

— Остерегайтесь вытягивать ноги, а то можете остаться без пальцев, — сказал он, указывая на Хатако.

Носильщики почтительно осклабились. Хатако промолчал, так как был занят очень важным делом — он натирал свое тело жиром. Бой почти задохнулся от злости.

— Теперь понятно, куда девается все масло для оружия! — воскликнул он.

В ту же секунду он летел к дверям, получив основательный удар ногой. Хатако распахнул дверь и вторым ударом ноги вышвырнул своего врага из вагона. Тот с криком вскочил на ноги и бросился догонять поезд.

Начальник станции дал свисток. Поезд снова остановился. В вагон вошел англичанин. Из-за его спины выглядывал бой.

— Что здесь происходит?

— Он вошел сюда и насмехался над миема, бана! — закричали носильщики.

Тогда руки маленького англичанина молниеносно задвигались. Град пощечин обрушился на лицо боя, он с ревом бросился бежать по вагону, англичанин — за ним вдогонку, продолжая щедро награждать его пощечинами, пока преследуемый не покинул вагон. Под несмолкаемый смех пассажиров поезд вновь двинулся дальше. Час спустя они прибыли в Найроби.

Носильщики вылезли из вагонов и разобрали поклажу. Не доходя до города, они расположились лагерем. Здесь, наконец, они развели огонь и в течение трех часов варили и ели. На следующий день они получили на станции массу больших ящиков и тюков. После обеда англичанин Вермон пришел из города с двумястами пятьюдесятью вновь нанятыми носильщиками. Это были вауахели-ватаита, немецкие вани-амвезцы и два мазаи, которые вызвались быть проводниками. Ящики и тюки вскрыли; некоторые заключали консервы и амуницию, но большинство — блестящие медные инструменты и подставки, черные ящики и пакеты — фотографическое снаряжение исследователя. Потом на ослах привезли еще мешки муки, риса и бобов для питания носильщиков. Все это разделили на пятидесятифунтовые ноши и упаковали.

На следующий день появился еще один белый — друг бана Вермона, врач, который должен был его сопровождать. Он осмотрел всех людей. Несколько больных должны были остаться, а затем бана Вермон объявил со своего мула:

— Завтра утром мы выступим в пустыню. Пусть каждый исполняет свой долг! Кто не будет исполнять, того я накажу, а кто убежит, того накажут голод, жажда и дикие звери! Каждый, кто со мной вернется сюда, останется доволен своим вознаграждением!

— Ндио, бана Вермонта, — закричали носильщики.

А магометане пробормотали:

— Иншалла (да будет божья воля).

…Солнце склонялось к западу. В его красно-золотом свете пустынная степь мерцала как сказочный сад. Высокие травы бронзового цвета тихо качались под вечерним ветерком. Отдельные плосковерхие деревья возвышались над беспредельным морем травы.

Две пурпуровые остроконечные термитовые постройки, подобно столбам ворот, стояли у входа в рощу. Отсюда почва резко снижалась, ведя к каменистой пропасти, образованной весенними дождями. Многочисленные следы зверей вели к самому глубокому месту русла. Здесь жаждущие звери истоптали всю почву, чтобы извлечь из нее скудно сочившуюся воду.

В расщелине раздалось фырканье. Три антилопы подняли свои влажные блестящие носы из мокрого песка и посмотрели наверх. Там стоял козел-предводитель; его громадные рога выделялись на фоне багрового неба как два зазубренных меча. Свист — и точно брошенные камни, звери взбежали вверх по откосу и скрылись из глаз. Их рога и спины еще мелькали некоторое время в траве и, наконец, исчезли вдали. То, что заставило их бежать, ползло и извивалось, как длинная узкая змея, по направлению к холму.

Это был караван Вермона.

Впереди, на расстоянии километра от массы носильщиков, вид и шум которых пугал зверей, шел небольшой отряд. Возглавлял его маленький невзрачный дикарь с кожей серо-коричневого цвета. К углам его острых полуприщуренных глаз стекались бесчисленные маленькие складочки, свойственные людям, которые часто смотрят на залитую солнцем местность. Вокруг бедер у него был кожаный передник, за плечами — колчан со стрелами, а в руках — громадный лук. Это был человек из племени кочевников вандероббо, которые живут только охотой. Он служил при экспедиции руководителем охоты и следопытом.

За ним, с дубинами на плечах и копьями в руках, выступали оба мазаи с гордостью и равнодушием, отличающими этот народ завоевателей и разбойников.

На некотором расстоянии от них следовал англичанин с биноклем в руках и ружьем за плечами. Его холодные серые глаза внимательно ощупывали горизонт.