Сафари

Хижину мы нашли в ужасном состоянии: пол был местами проломлен, а местами сгнил; крыша ввалилась, столы, скамьи и ставни были сожжены взамен дров, глиняная печурка была наполовину разрушена, а железная плита украдена. Уже при первом моем подъеме я провел здесь ночь, замерзая от холода даже при закрытых окнах и дверях и при сухой погоде. Сейчас же лило как из ведра, и сквозь все отверстия и щели проникала отвратительная, пронизывающая сырость. Небольшое количество дров, находившееся в хижине, ушло у нас на варку пищи, а все, что росло снаружи, так же годилось для топлива, как мокрая губка. После полуночи все мы наконец отрешились от всякой попытки выспаться; мы сидели закутанные в пальто и одеяла и старались поддержать смехотворно крошечное пламя сгнившей половицей. В лесу безудержно лило и шумело, и плотный, холодный туман пронизывал наше неуютное жилище. Я благословлял изобретение твердого спирта, так как не будь его, нам пришлось бы пуститься в путь в эту холодную сырость даже без завтрака. Дождь безнадежно лил, и мы получали его, так сказать, из первых рук, потому что края тучи задевали за верхушки деревьев, при малейшем ветре вода струилась потоками прямо на голые спины носильщиков. Но они переносили это с той же невозмутимостью, как и обезьяны, всю ночь не перестававшие причмокивать, хохотать, громко кричать.

Наша тропинка превратилась в месиво вроде жидкого мыла, и ежеминутно кто-нибудь из бедных носильщиков проваливался со своей многопудовой ношей в мокрую заросль. Обе девушки держались молодцом, зато Томи с первого же шага начал ворчать, как раздраженный бульдог. Но даже в эту ужасную погоду можно было добраться без особенного напряжения на Килиманджаро. Массив горы образует здесь почти до самой седловины постепенный, довольно легкий подъем.

После двух часов ходьбы мы увидели, что деревья поредели и стали низкорослыми. Ветер еще более посвежел и угнал дождевые тучи вниз. Нас окружал холодный, как лед, сухой туман. Последние хвойные деревья девственных лесов, не превышавшие человеческого роста и окруженные белыми облаками, смутно мелькали вблизи. Жирный, сырой чернозем леса сменился каменистой, твердой почвой, поросшей травой; каменные плиты, покрытые мхом, и голые, высокие скалы, похожие на башни, чередовались с расщелинами и пропастями, наполненными щебнем разбитых скал.

Плоский откос был покрыт вереском. Увидев, что его засохшие веточки достаточно сухи, так что можно было попытаться разжечь ими огонь, я приказал остановиться. Сунув в руки носильщика моей камеры котелок, я послал его за водой. Но мы уже сожгли целые охапки нашего легкого топлива, когда он вернулся, к сожалению, с пустым котелком. Воды не было! Из наших платьев еще текла ручьями вода, и мир вокруг нас и под нами, казалось, состоял исключительно из воды, а этот парень вернул мне пустой котелок. Я сейчас же послал еще четверых за водой по разным направлениям; мы, оставшиеся, сожгли за это время половину всего запаса вереска на Килиманджаро. Через полчаса все посланные вернулись, и ни один из них не нашел ни единой капли воды.

Лично убедившись, после целого часа поисков, что в этих ущельях, где скалы и камни были насыщены водой, действительно невозможно зачерпнуть ни одной кружки воды, мы пустились в дальнейший путь без согревающего кофе. При порывах ледяного резкого ветра мы поднимались через быстро мчавшийся белоснежный туман по пустынной вершине все выше и выше.

Я шел впереди каравана и увидел направо в одном из ущелий блистающий белизной квадрат на скале и под ним обуглившиеся ветви костра. На этом квадрате удивленному миру крупнейшими буквами возвещалось, что сие место было высшей точкой, достигнутой сэром Виатт при его восхождении на Килиманджаро! Я остановился на минуточку, подивился и покачал головой. Затем у меня явилась мысль, что эта высокопоставленная персона вряд ли выбрала бы это место для бивуака, если бы здесь не было возможности приготовить чашки чаю, почему и следовало заключить, что поблизости должна была находиться вода. И действительно, после некоторых поисков я обнаружил под нависшей скалой человеческие следы и, идя по ним, через четверть часа утомительного карабканья нашел небольшое отверстие в скале, наполненное до краев чистой и свежей водой. Но и здесь, не будь у нас твердого спирта, мы остались бы без кофе, так как, несмотря на все наши поиски, вокруг не оказалось ничего пригодного для разведения костра. Приятно согревшись горячим напитком, мы набрались такой беспардонной храбрости, что Биена чернильным карандашом написала по-английски на квадрате нашего высокопоставленного предшественника следующее: «Несколько проклятых буров и немцев отсюда только и начали свое восхождение»; она подписала наши имена и поставила число.