Сафари

Из серого тумана вынырнул человек. Бесшумно опускалось весло в воду, легко и ловко направляя суденышко к берегу. Вся одежда сидящего в ней человека состояла из передника. Его темно-коричневое тело теперь в зеленоватом освещении принимало цвет старой бронзы. Он был среднего роста, строен, но напрягавшиеся при гребле мускулы свидетельствовали о большой силе. Сбоку, на ремне, перекинутом через плечо, висела фляга, рядом с ней, в кожаном чехле — нож с резной рукояткой слоновой кости. На шнурке вокруг шеи были прикреплены кожаный мешочек и деревянная табакерка; медные браслеты охватывали предплечья, а его пышные волосы были перевиты ниткой из красных и белых бус; на уши спадали два коротких черно-белых обезьяньих хвоста. На его лбу были вырезаны в виде украшения четыре квадратных шрама. Пониже этих шрамов была отвесная складка, спускавшаяся до переносицы. Слегка раскосые глаза горели злым, диким огнем. Когда в это мгновение их взгляд быстро и пытливо скользнул по берегу, в них было что-то, напоминавшее взгляд хищника, преследующего добычу. Хищное животное напоминали также белоснежные остро отточенные зубы, сверкнувшие из-под сравнительно тонких для негра губ, когда он открыл рот для негромкого возгласа торжества.

Он нашел то, что искал. Челн стрелой полетел к маленькой бухте. Прямо из ее глубины росли два раскидистых дерева. С их змееобразно изогнутых веток свешивалась густая завеса лиан, усеянная, подобно драгоценному ковру, блестящими пурпуровыми и белыми чашечками цветов. Она была окаймлена нежной бахромой корней, уходивших в прозрачную воду, зеркальная поверхность которой, в свою очередь, ткала второй такой же пышный ковер. Челн направился прямо на нее, завеса раздвинулась, и за ней открылось зеркало чистой воды, скрытое от посторонних глаз кронами деревьев. Вьющиеся растения соткали между ними непроницаемую стену, окружавшую и прятавшую маленькую бухту. Гребец причалил, поднял растительную драпировку, спрятал свой челн между корней красного дерева и опустил опять зеленую завесу. Затем он сел, вынул из кожаного мешочка такой же шарик, как накануне, пожевал его и намазал массу на две ссадины, красневшие на его бедрах.

Это был Хатако. Все это время он не отрывал глаз от гладкой поверхности воды. Воспоминание о смерти брата еще сильнее разжигало горящее в них пламя. Внезапно он встал, вошел в реку, зачерпнул в руку воды и смочил ею лоб.

Затем он потряс сжатым кулаком и громко произнес:

— Вода, ты велика и могуча, но ты укрывала крокодила, который сожрал моего брата. Ты не виновата, не виноват и крокодил. Виноват христианский колдун и его аскари. За поля моей матери — один, за ее дом — один, за брата моего отца — один, за моего брата — один. Это четыре, которые должны умереть! И еще больше должно умереть за людей моей деревни… И я должен съесть сердце каждого из них, а ты, вода, получишь за каждого по уху и тогда ты будешь знать, что я сделал то, что должен был сделать…

Потом он пригнулся и стал напряженно прислушиваться. Кругом царила тишина. Подобно дремлющему глазу смотрела в небо вода. Тихо качался лист лотоса на зеркальной поверхности. Белый цветок сверкал под лучом солнца. Дикарь вынул свой нож, осмотрел его, затем выбрался на берег и проскользнул сквозь лиановую стену в лес.

Его обдал жаркий душный воздух, наполненный запахом тления. Мрак и молчание царили там. Подобно серым каменным колоннам храма стояли стволы могучих деревьев. Толстые гигантские змеи лиан обвивали их и ползли к свету, а сверху, в свою очередь, спускались вниз, в темноту, воздушные корни и бороды лишаев. Только изредка совсем одиноко стоял зеленый куст в полутьме, а высоко-высоко вершины деревьев сплетались в сплошной, все затеняющий и все погребающий свод; зеленая листва, сверканье цветов и вся животная жизнь развивались там, наверху. Здесь, в вечной ночи вся жизнь представлена только одним видом и в неисчислимом количестве — полчищами муравьев. Они рылись в гнилых деревьях и под землей, кишели на земле, ползали бесконечными рядами по стволам вверх и вниз и падали, как дождь, с ветвей.

Для одинокого путника тьма и безлюдье были союзниками, они хранили его и его тайны. Как тень, скользил он вперед, переходил легким шагом пахнувшие гнилью болота, медленно текущие ручьи и мертвые гниющие стволы, которые под его ногами рассыпались в прах. Только подойдя совсем близко к прогалине, он замедлил шаг. Он обошел ее кругом, заглядывая то тут, то там через густые заросли. Людей не было видно, но серые нити дыма, которые поднимались с обугленных костров, и примятая трава, не успевшая подняться, показывали, что здесь еще совсем недавно были люди…