— Что, простите?
Так и знал! Таинственный обожатель — чистая абстракция, что-то среднее между арлезианкой и йети.
— Какие вы смешные, все трое… Вначале у меня были, конечно, какие-то наметки, но потом все здорово запуталось. Вы же сами без конца твердили: «Бросьте пока таинственного обожателя, потом с ним разберемся», «Это связано с таинственным обожателем, не стоит сразу его выдавать», «Всегда успеем снова выпустить таинственного обожателя»… Вот он и примелькался. Стал своего рода «неизгладимым пустым местом», как говорил Сартр.
— А его жизнь, черт побери? Кто-нибудь подумал о его жизни?
— Бедняжка права. Мы все им пользовались, потому что он был удобен, — вмешивается Жером. — И превосходен как раз своей умозрительностью.
— Я что, сплю?..
— Ладно, я вас в это втянула, мне и выручать, — говорит Матильда. — Просижу ночь, но завтра утром Сегюре будет знать, Франция будет знать, Мари Френель найдет наконец свое счастье, а Элизабет сможет спокойно улететь.
Мы все аплодируем.
Первые лучи зари в окне конторы. Открываю его, комната наполняется свежестью. Жером спит на подушках. Его брат щелкает пультом. Элизабет и Старик проболтали всю ночь, вполголоса, чтобы не мешать Матильде, которая все еще стучит по клавишам, даже не подозревая, что уже занимается день. Варю всем кофе.
— Надо же, ухожу с сериала, как раз когда становлюсь звездой, — говорит Элизабет.
— Что вы имеете в виду?
— Сегюре вам не сказал? Они ставят «Сагу» перед самым прайм-таймом.
— В девятнадцать тридцать? Перед выпуском новостей?
Луи ошеломлен. Поскольку этот говнюк Сегюре никогда не сообщает нам о решениях начальства, начинаю думать, что у него на нас зуб. Жером открывает глаза, вроде бы узнает нас, хотя совершенно не помнит, почему мы все еще здесь в такое время.
— Кто сказал «перед самым прайм-таймом»?
Матильда гасит в пепельнице свою последнюю сигарку, отпивает глоток кофе и жмет на клавишу, запуская принтер. Маленький, незаметный и беззвучный жест, который, однако, резко обрывает разговор. Я первый спрашиваю, кем же оказался тип, из-за которого мы тут так засиделись.
Она томно потягивается, расцветшая после своей ночи любви.
— Таинственный обожатель?
Сцена 47
Гостиная Френелей. Павильон. Ночь.