Сага

— Все персонажи «Саги» родились общими усилиями и никому отдельно не принадлежат.

Молчание.

Довольно странный визит.

— Для нас, актеров, вы настоящая тайна. Я часто спрашивала Алена Сегюре, нельзя ли с вами встретиться, но он вас описывает как людей не слишком общительных, этаких затворников в башне из слоновой кости.

— Примитивная технократия. Разделяй и властвуй. Сегюре убежден, что, изолировав нас, сохранит хоть какой-то контроль.

Я бы ответил то же самое, но, надо признаться, ни один из нашей четверки по-настоящему и не рвался присутствовать на съемках. Словно это уже не наше дело.

— По правде говоря, мы все бываем немного озадачены, когда приходят сценарии. Никогда ведь не знаешь, во что вы нас впутаете. Некоторых это веселит, но кому-то совсем не до смеха. Признаюсь, я и сама, бывало, играла сцену, не понимая толком, куда вы клоните. Надеюсь, мы не слишком обманули ваши ожидания.

Кому из нас двоих хватит духу сказать, что мы практически уже не смотрим сериал, разве только чтобы освежить что-то в памяти. Сегодня утром мне пришлось прокрутить на скорости последнюю серию, чтобы глянуть, какого цвета волосы у Брюно, — ради одного каламбура, который мне непременно хотелось втиснуть. Брюно, Милдред, Уолтер существуют только в наших головах и на жестких дисках наших компьютеров. Луи следит за тем, чтобы никакие помехи не сдерживали наше воображение и свободу письма. Что происходит со сценариями, когда они покидают стены нашей конторы, нас больше не касается. Только такой ценой мы еще находим некоторое удовольствие в том, чтобы написать двенадцать последних серий, предусмотренных договором.

— Если бы вы знали, какие драмы порой случаются на площадке. Когда мы с Александром играли…

— Кто это?

— Актер, который играет Уолтера. Так вот, если позволите, та сцена, где я падаю в его объятия, — это вам не шуточки! Поди знай почему, но он битый час потратил, прежде чем смог сказать: «Мари, есть у вас в глазах какая-то чертовщинка, от которой я просто с ума схожу». И попробуйте после этого убедить себя, что возбуждаетесь от мысли о мужчине, пахнущем ванилью, если он весь провонял жасмином…

Есть! Есть у нее в глазах эта чертовщинка, в самом деле есть! Потому-то ему и было так трудно это сказать.

— Или возьмите Джессику, ту малышку, которая играет Камиллу. Из-за вас у нее теперь страх самоубийства, с каждым днем все больше и больше. Совсем в уме повредилась.

Я прошу уточнить.

— Камилла ведь постоянно собирается вышибить себе мозги, и Джессика чувствует, что когда-нибудь она исполнит свою угрозу. Поставьте себя на ее место, неужели не ясно, каково это — месяцами искушать себя самоубийством?

— Успокойте ее, она дойдет до конца и даже станет национальной героиней.

От вида ее улыбки хочется влюбиться. Я бы дорого дал, чтобы взглянуть на ее ноги, но джинсы никаких лазеек не оставляют. Обещаю себе написать знойную сцену, где она будет танцевать голая при ярком свете. Если не будет других возможностей увидеть эти ноги. А она пока так и не говорит, чего ради пришла сюда. Все это похоже на какое-то инкогнито. Искоса вижу на экране титры «Рокки», без звука. Майонез на бутербродах застывает.

— Как бы там ни было, я хочу вас поблагодарить за то, что создали Мари. Если бы наши дороги не пересеклись, у меня бы все осталось по-прежнему. Это была потрясающая встреча.

Что-то тут не так. Никогда бы она не приперлась только ради того, чтобы поблагодарить нас. И о своей героине говорит как о подружке, которую только что похоронили.

— Как вы насчет небольшого свадебного путешествия с Уолтером? — предлагает Жером. — Только вы вдвоем, без детей, на целых две серии?

Почувствовав, что он искренен, она расщедрилась на улыбку. Но ее сердце явно к этому не лежит.

— Я пришла попросить вас, чтобы вы избавились от Мари.

— …

— …

— Убивать необязательно. Для этого я слишком ее ценю. Просто как-нибудь ее… устраните.

Чувствуется, что эти «избавиться» и «устранить» были тщательно отобраны. Жером повторяет их раз десять на разные лады, пытаясь уразуметь, что за ними скрывается. Она неловко вытаскивает из своей большой кожаной сумки рукопись и простирает к нам, как святые дары. Называется «Лучшее в ней» некоего Ганса Кёнига и, похоже, сулит нам целую кучу проблем.

— Это первый фильм молодого немецкого режиссера, он видел одну серию «Саги» и хочет дать мне главную роль. Прочитайте и поймете. Безумие, что я согласилась, но отказаться было бы еще большим.

— «Сага» скоро закончится, через два месяца будете свободны. Ваш маленький Орсон Уэллс вполне может подождать.

— Съемки уже начались, в Дюссельдорфе. Пока он все сцены снимает без героини, но если я не решусь, он отдаст роль другой.

Для нее это волшебная сказка, а для нас сущий кошмар. Убрать Мари — все равно что вырвать из больной челюсти единственный здоровый зуб. Спрашиваю ее, что обо всем этом думает Сегюре.

— Он ни о чем не знает. Сегюре — душегуб, но его канал тоже вложил деньги в фильм Ганса. Ему достаточно позвонить, чтобы у меня отняли роль.