Сага о стрессе. Откуда берется стресс и как его победить?

Прежде всего отметили, что фактически в рассуждениях Селье речь может идти лишь об эмоциональном стрессе. Поэтому никакая этика не может спасти человека от отрицательных последствий других (не психологических) стрессовых реакций.

Раскритиковал концепцию Селье и член-корреспондент АМН СССР Ю.М. Саарма. В предисловии к книге «Стресс без дистресса» Саарма атакует одну из заповедей Селье, гласящую: «Постоянно стремясь завоевать любовь, все же не заводите дружбы с бешеной собакой».

Вот что по этому поводу писал Ю.М. Саарма:

«Эта краткая оговорка сразу же лишает всю систему той «универсальности», которой хотелось бы добиться автору. В самом деле, что такое «бешеная собака»? Ясно, что речь идет не о животном, страдающем гидрофобией. Речь идет о людях, которым мягкий, добрый и гуманный человек, каким является Селье, отказывает в праве называться людьми.

На каком основании? По каким признакам выделять таких людей? Кто это – гангстеры, мафиози, отбросы общества? Укажет ли или не укажет Г. Селье, по каким критериям он отличает этих «бешеных собак», но важен сам факт: провозглашая девиз «заслужи любовь ближнего», он тотчас же вынужден ограничить число этих ближних. Совсем незачем завоевывать любовь «ленивых пропойц», «закоренелых уголовников, растлителей юных». И не только их, – вообще «всех, паразитирующих на чужом труде».

Академик Российской академии образования, доктор психологических наук Артур Владимирович Петровский, критикуя концепцию «альтруистического эгоизма», также очень сомневался, что тезис Селье «Заслужи любовь ближнего своего» покоится на биологических законах, которым-де подчинено всё – от «простейших микроорганизмов до человека». Животный мир, пишет Петровский, скорее предпочитает действовать, ориентируясь на спортивный лозунг «Пусть победит сильнейший», стоящий, как это очевидно, по ту сторону проблем альтруизма и эгоизма.

Петровский отмечает также, что любой кодекс поведения, сколь бы совершенным он ни был, очевидно, будет хорош для одних и полностью неприемлем для других. «Не может быть одинакового “кодекса поведения” для кошки и мышки – да будет мне позволено, – пишет Петровский, – обращение к биологическим параллелям. Очевидно, что только у социальной системы, не предполагающей экономической, политической, идеологической и иной какой-нибудь внутренней конфронтации, может быть общий для всех “кодекс поведения”. В противном случае от дистрессов не убережешься».

Петровскому вторит и Саарма. Он пишет:

«Весь многовековой опыт человечества (в том числе и биография самого Селье – «превратности моей долгой жизни», о которых он упоминает) доказывает, что силу можно сломить только силой. Злой силе нужно противопоставить добрую, созидательную – она и сокрушит злую. Нельзя ограничиваться абстрактными оценками Добра и Зла вне их социального контекста».

Эти и другие критические высказывания ясно показывали, что Селье, взявшись строить свою философию жизни на базе биологических законов, допустил фатальный промах-повтор. Повтор, ибо подобные попытки уже делали до него многие.

Здесь, к примеру, можно вспомнить о воззрениях замечательного русского революционера и мыслителя Николая Гавриловича Чернышевского (1828–1889). Он еще в ХIХ веке разрабатывал «теорию разумного эгоизма» (1860 год), которая, хотя и не пользовалась биологическими понятиями, была во многом очень похожа на концепцию «альтруистического эгоизма».

Моралью «разумного эгоизма» руководствовались герои романа Чернышевского «Что делать?». Эти «новые люди» пытались слить свои личные интересы с общественными. Старались подчинить личную выгоду общему делу, от успеха которого в конечном счете выигрывает и личный интерес индивида.

Уместно здесь вспомнить и о заблуждениях предшественника Селье, основоположника учения о гомеостазе Уолтера Кеннона, который пытался превратить гомеостаз из «чуда биологии» в «чудо социологии» (2-я глава этой книги).

Оправдать ошибки Селье может лишь одно: его горячая любовь к людям, искреннее желание помочь им. Артур Владимирович Петровский пишет про Селье:

«Ученый обеспокоен вредными последствиями стресса, порождаемыми обозримой для него социальной средой. Он бескорыстно (но, к сожалению, не там, где надо) ищет средства освободить человечество «от страданий, горя, неприятностей» и оставить ему «стресс без дистресса». Однако, став на позицию той философии, которая изначально противопоставляет человека человеку, индивидуума – группе, личность – обществу, он не мог получить правильного решения проблемы».

Часть 4

Жизнь трудна – потому что она так устроена.

Б. Эриксон