Сага об Эм, или постпубертатный анаморфоз (СИ)

Эм всерьез задумывалась о том, чтобы украсть небольшой корабль и уплыть в ночь, куда глаза глядят, пока все местные клоуны спят, – ровно до того момента, пока не узнала, что без умелой команды управиться с кораблем не удастся. После этого в голове созрел другой план: стать инициатором постройки небольшого парусного судна, с которым справится один человек. Если бы не лень и брезгливость, наверное, судно уже бы строилось, а не находилось на стадии задумки. К тому же, вылези трехлицая тварь со своей свитой во время плаванья, и Эм будет кормить то, что в этом мире выступает в роли рыб. Здесь нужен маг, и, в отличие от гипотетической постройки судна, заставить одного из них сопровождать Эм, пока ей не надоест, было задачей в высшей степени невозможной.

Пожалуй, единственное, что интересовало девушку по-настоящему, — воспоминание о последнем приключении. Им она и занимала себя по большей части. Прокручивая в голове образы и впечатления, она гадала, что за структуры и измерения ей довелось увидеть. Раскрыть эту тайну, исследовать то, что находилось за гранью — вот истинное удовольствие. Ей хотелось повторять эксперимент каждый день, но заручиться поддержкой громилы не удалось. Он, как и прежде, не обращал на Эм никакого внимания, да и она бы не замечала его существования, если бы не корыстные цели. Девушка слегка поморщилась от очередной задачи, зашедшей в тупик, прилегла на траву и погрузилась в размышления.

Бирюзовое небо над головой, насыщенное и необычайно красивое. Вечером оно сменяло цвет, превращалось в умиротворяющее действо, которое завораживало и внушало трепет, а ночью становилось порталом, огромным, насколько хватало глаз, и в нем находилось бессчетное количество точек и тех, кто жил на этих точках. Тех, кто тоже, запрокинув голову, смотрели в свой портал. Дни радовали светом, свежим ветром, ночи — теплом и таинственностью, близостью с собой. Все менялось ночью, потому что воскрешала надежда.

Теперь это была одна лишь пелена бирюзового цвета. Неотъемлемая часть земли. День перемежался с ночью, потому что таков был цикл.

Упрощение до крайности.

Упрощение до гадливости.

Нужно найти другой мир.

— Ненавижу его, — прошипел Малей, издали наблюдая за девушкой. - То, что он с ней сделал — это просто… Ее и нет теперь…

— Керр сказал, по-другому нельзя было, — возразил ему Фок с самым серьезным видом. — А дальше она сама так решила. Не так задумывалось.

— Плевать мне, что он там говорил! Он не лучше!

— С тобой спорить себе дороже. Дите ты еще. Все у тебя или так, или эдак, а середки не бывает.

— Ну и иди отсюда, — прошипел Малей, глядя на приятеля исподлобья. Фок, чуть улыбнувшись, покачал головой и отошел.

Это был его долг, Малея, следить за благополучием Эми. Он чувствовал за нее ответственность и так привязался к ней, что тяжело переживал разрыв. Он верил, что все можно исправить, но пока не знал, как именно. Пусть не было такого инструмента, с помощью которого он смог бы вынудить Корункана вернуть все на свои места. Сдаваться он не собирался. Сомнений тоже не было: сколько бы времени ни потребовалось, он сделает это. Пока же оставалось присматривать за ней, охранять и искать ответ.

Его внимание привлекло движение в небе. Запрокинув голову, он с недоумением рассмотрел летящий предмет, не похожий на зверей, периодически пролетавших мимо.

Эми также увидела, как со стороны моря, рассекая воздух, несется знакомый шар. Заинтригованная, она приподнялась на локтях, рассмотрела распластавшуюся на прозрачном куполе фигуру на головой. Кривые и щуплые ножки Дидо, чьи же еще.

Новоприбывший человечек изображал неуклюжие предсмертные судороги до тех пор, пока купол не впустил его внутрь. Умудрившись замедлить падение, он с кряхтением шмякнулся о землю шагах в двадцати от девушки, потом, бормоча, съел фаолю, насилу принял вертикальное положение и победоносно глянул на собиравшихся свидетелей. Лицо Дидо изобразило недоумение, разочарование и праведную обиду, которую Эм объяснила отсутствием рвения у местных ловить невидимую рыбу и кидаться на землю при одном только его нелепом виде. К слову сказать, вид у него был не только нелепый, но и изрядно потрепанный и жалкий, хотя это не имело абсолютно никакого значения.