— Ты не можешь уйти, — процедил Керр с железной уверенностью.
— Тогда я перережу здесь всех, кого успею, пока ты будешь бежать за хозяином, — спокойно отозвалась Эм и скрестила руки на груди. — Более того, в итоге и он не сможет ничего сделать. Знаешь, почему? Потому что в свое время не избавился от бессмысленного и ненавистного камня на шее. Тебя, Керр.
Молодой человек ошалело следил за тем, как Эм отворачивается, возвращаясь к упражнениям и давая понять, что разговор закончен. Ему потребовалось время, чтобы прийти в себя.
— Делать-то что будем? — обратился к нему шепотом Фок, ожидавший неподалеку.
«Я уже сделал непоправимое, — подумал Керр с горечью. — Больше сделать невозможно. Может быть, ей нужно на тот остров, остаться там навсегда и не причинять никому зла».
Не так он представлял себе их общение. Его планы были плотно переплетены с Эми и не имели окончания, теперь же приходилось не только прощаться с ней, но и пережить тяжелые обстоятельства их разрыва. Девушка была потеряна, уничтожена, и Керр ничего не мог с этим поделать.
— Дайте ей хинагибан, — выдавил он через силу. — И забудьте об ее существовании.
Малей не мог смотреть, как Эми уходит, не мог слушать злые речи и переносить чужое равнодушное лицо. Однако больнее всего ранило то, что его отвергли. Мальчик понимал, что ничего ожидать не приходится, и все-таки верил, что сможет достучаться. От ее брезгливого взгляда – реакции на сокровенное – бросало в жар. Как теперь без нее жить? Все было потеряно, кончено.
Он вздрогнул от прикосновения ладони к плечу. Рядом всплыло понимающее и сочувствующее лицо матери. Нашла его, спрятавшегося, пришла поддержать. Зачем? С ней все давно было понятно.
Малей шикнул, скинул с себя руку женщины, и она погладила его по голове; оттолкнул — и она села рядом, печальная, преданная. Сколько раз он отталкивал ее, наказывал за предательство. Если бы не она…
Если бы не она…
Если бы не мать, то он не узнал бы Эм, не встретил деда, не изменил свою жизнь. Разве можно искренне предавать и при этом возвращаться, когда тебя выгоняют? Наказывая ее, он наказывал и себя — презрение и отречение от некогда близкого человека накладывали свой отпечаток. Эм говорила о том, что каждый поступает, как может. Значит, мать могла действовать из лучших побуждений или ограничений, как и Керр, уничтоживший Эм, как и сама Эм. «Как и я», — подумал мальчик, и в груди у него зарождалась непоколебимая решимость. Ничего не потеряно, просто нужно действовать быстрее, интенсивнее. Свергнуть гиганта, искоренить само понятие «отверженный», добиться справедливости и порядка — это было возможно, он чувствовал это, предвидел.
«Какова бы ни была ее воля, моя будет сильнее, — закончил он убежденно. — Где бы она ни была, я найду ее, заставлю вернуться и уже не отпущу».
====== 6.16. ======
Комментарий к 6.16. Милый друг, на мой взгляд, мы приближаемся к самому интересному. Делюсь с тобой своим видением:
Лабиринт и последняя битва: /vk/ Danny Cocke – The Quickening (это обалденно! все так, как люблю!)
Бал писался под музыку Tudors – Finale (теперь уже Trevor Morris – 1st Season Finale (OST The Tudors ) )
Белый Лес: OST Мерлин – Песня ведьмы
Приятного чтения)
Воспоминания — это не более чем обрывки прошлого, искаженные порой до неузнаваемости, выполняющие самые разные роли. Эм если и видела в них смысл, то в плане опыта — подспорья, способного оградить от повторения ошибки. Почему же сейчас, когда она была в шаге от пресловутых «недр», ее потянуло на ностальгию? Были ли виной несвежие фаоли, или смутное предчувствие тяжелых испытаний? Договор, заключенный между ней и Дидо, отошел на второй план. Сам остров, на котором они очутились, являл собой пример чего-то удручающего и мертвого — начиная с черной, липнущей к ногам земли, точь-в-точь как возле дома Дидо, и заканчивая бездушными агрессивными существами, его населяющими.
Йорвет, неожиданно появившийся у костра когда-то давно, в другом мире; Геральт, символизирующий дом и все, что было дорого и необходимо. Воспоминания. Прошлое, потерявшее ценность, остроту и значение.
Для Дидо воспоминания имели совсем другой характер: он был напуган до полусмерти. Наблюдая украдкой за Эм, он, как ни пытался, не мог уложить в голове последние события и саму суть находящегося рядом человека.
Она, чужеземка, выступающая против несправедливости и бесчестья, сама стала злом, настолько искушенным, что невозможно было уследить за движениями ее оружия.
Она била его. Била!.. Когда он отказался закрыть отверстие, из которого вылезали неизвестные природе животные, желавшие уничтожить непрошеных гостей, она била его! Волочила по безжизненной земле! А потом, поняв, что это не помогает, сложила руки и сообщила, что тоже отказывается от борьбы. Она ВЫНУДИЛА преступить через все, во что он верил.