— Почему тупо? Наверное, я просто об этом не рассказывала.
— Но я никогда и не спрашивал.
Она принимается за нижние веки, и это сущий ад. Мне приходится держать глаза открытыми, при том что карандаш опасно снует по краю века, а я просто ненавижу, когда что-то касается глаз.
— Не моргай, — просит Эбби.
— Пытаюсь.
Она работает, слегка высунув язык, и пахнет от нее ванилью и тальком.
— Ну вот. Посмотри на меня.
— Готово? — спрашиваю я.
Она окидывает меня оценивающим взглядом:
— Почти.
А потом атакует целым арсеналом пудр и кисточек, как ниндзя.
— Ого! — проходя мимо, восклицает Брианна.
— Знаю, — говорит Эбби. — Саймон, не пойми меня неправильно, но ты стал настоящим красавчиком.
Я поворачиваюсь к зеркалу так резко, что едва не сворачиваю себе шею.
— Как тебе? — спрашивает Эбби, довольно ухмыляясь у меня за спиной.
— Странно.
Так необычно. Мне и без очков-то непривычно на себя смотреть, а теперь с этой подводкой все мое лицо — одни сплошные ГЛАЗА.
— Подожди, вот сейчас Кэл увидит… — шепчет мне Эбби.
Я качаю головой.
— Он не.
Но замолкаю.
Не могу перестать на себя смотреть.
Первое представление в этот день проходит на удивление гладко, хотя большинство двенадцатиклассников, воспользовавшись случаем, остались дома отсыпаться. Зато девятиклассники так рады пропустить первые два урока, что становятся наикрутейшей в мире аудиторией. Накопившаяся за неделю усталость отступает, и я полностью переключаюсь на волне адреналина, смеха и аплодисментов.
Счастливые и полные энергии, мы переодеваемся в обычную одежду, слушаем наставления мисс Олбрайт, а потом идем на обед вместе с ребятами не из кружка. Я еще в гриме, отчего чувствую странное возбуждение. И не только потому, что я теперь «настоящий красавчик». Просто круто, когда все видят, что ты участник труппы.
Лиа в восторге от моего макияжа.
— Боже мой, Саймон!..
— Отпадно, правда? — ухмыляется Эбби.
Мне неловко. И то, что Милашка Брэм на меня смотрит, тоже делу не помогает.
— Понятия не имела, что у тебя такие серые глаза. — Лиа охает и удивленно поворачивается к Нику: — Ты знал?
— Нет, не знал, — подтверждает Ник.
— По краям они такие темно-серые, внутри посветлее, а у зрачка почти серебристые, с темным отливом.
— Пятьдесят оттенков серого, — вставляет Эбби.
— Фу, — отвечает Лиа, и они с Эбби обмениваются улыбками.
Вот уж точно чудеса.
После обеда мы снова встречаемся в актовом зале, где мисс Олбрайт напоминает нам, какие мы классные, после чего идем за кулисы и опять переодеваемся в костюмы для первой сцены. Все немного торопятся, но мне это даже нравится. Оркестр повторяет партии, десятые и одиннадцатые классы галдят, занимая места.
Этой репетиции я особенно ждал, потому что на нас будут смотреть одноклассники. И Блю, наверное, тоже. Как бы я ни был зол на него, на душе теплеет от мысли, что он где-то здесь, среди зрителей.
Я стою рядом с Эбби, глядя в зал сквозь щель в занавесе.
— Тут Ник. — Она указывает влево. — И Лиа. И Морган с Анной прямо за ними.
— Нам разве не пора начинать?
— Не знаю. — Эбби пожимает плечами.
Я оглядываюсь на Кэла, который сидит за столом неподалеку: на нем наушники с изогнутым микрофоном, и он что-то слушает, хмурясь и кивая. Затем встает из-за стола и выходит в зал.
Я снова поворачиваюсь к зрителям: свет еще горит; ребята перекрикиваются друг с другом, облокотившись на спинки стульев, комкают программки и подкидывают их к потолку.
— Зрители ждут, — говорит Эбби, ухмыляясь в полутьме.
Тут кто-то касается моего плеча. Это мисс Олбрайт.
— Саймон, не мог бы ты подойти на минутку?
— Конечно, — отвечаю я.
Мы с Эбби переглядываемся и пожимаем плечами. Я иду за мисс Олбрайт в гримерку, где, развалившись на пластиковом стуле, сидит Мартин и накручивает бороду на палец.
— Присядь, — говорит мисс Олбрайт, закрывая дверь.
Мартин бросает на меня вопросительный взгляд, явно пытаясь понять, какого черта здесь происходит. Я не обращаю на него внимания.
— У нас тут кое-что случилось, — медленно начинает мисс Олбрайт, — и я хотела сначала обсудить это с вами. Вы вправе об этом знать.
У меня уже дурное предчувствие. Мисс Олбрайт на секунду погружается в свои мысли, но потом моргает и приходит в себя. Вид у нее измученный.
— Кто-то изменил список актеров, который висит в атриуме, — говорит она. — И имена обоих ваших персонажей переделали на непристойный лад.
— Как переделали? — спрашивает Мартин.
Но я сразу все понял. Мартин играет Фейгина. А я указан как «мальчик Фейгина». Несложно догадаться, что какой-то гений решил повеселить народ, вычеркнув несколько букв[43].
— А, — тут же догоняет Мартин.
Мы переглядываемся, он закатывает глаза, и на секунду мне даже кажется, что мы снова друзья.
— Ага, — продолжает мисс Олбрайт. — Там еще рисунок. В общем, Кэл сейчас с этим разбирается, а я ненадолго отойду поболтать с вашими милейшими одноклассниками.
— Спектакль отменяется? — спрашивает Мартин, хватаясь за щеки.
— Как скажете.
Мартин смотрит на меня.
— Нет, — отвечаю я. — Все в порядке. Только не надо… не надо ничего отменять.