Сайонара

– Ватанабе! – тепло приветствовал меня Ямагава-сан. – Наконец-то мы встретились! Прежде всего, позволь тебе сказать, как позабавили нас твои проделки в последние недели. Мы весьма разочарованы, что всему этому приходит конец.

Бандиты не сводили с меня глаз. Ямагава-сан приподнялся над столом – титан в костюме от Армани.

– Однако сегодня ночью ты со своей самодеятельностью перешел границы дозволенного, – сказал он. – Ну, как думаешь, что мы должны с тобой сделать?

Глава 21 Господин Сато

Пять минут назад я вошел в офис «Дайва трейдинг». Как и следовало ожидать, в воскресное утро там не было ни души. В здании царила тишина, компьютеры выключены, мусорные корзины пусты. В финансовом Департаменте висел запах пролитой корректирующей жидкости и использованных кофейных фильтров. Это напомнило мне, что старый друг кофеин всегда выручал меня, когда требовалась ясность ума. В голове царил полный беспорядок, и я заправил кофейный аппарат, сел за стол и попытался проанализировать ситуацию Часть меня, трусливая часть, предпочла бы не рассказывать тебе о том, что случилось. Знаешь, я ведь отнюдь не горжусь тем, что совершил. И все же я не могу позволить себе упустить ни единой подробности. Какие у меня могут быть секреты от тебя?

Когда я вернулся в больницу, там царила полная суматоха. Санитары вытаскивали из машин «скорой помощи» носилки, не дожидаясь остановки, и бегом вносили их в здание. Телевизионщики с кансайского кабельного телевидения сновали вокруг, опутывая стоянку проводами. Когда я попытался прорваться внутрь, репортер с пышными кудрявыми волосами и харизматичной улыбкой поднес микрофон к моему лицу и спросил, не был ли я около трех часов ночи в районе Синсайбаси? Камеры застрекотали, сжимая вокруг меня кольцо. Я покачал головой и заспешил восвояси, хотя, честно говоря, в три часа я был именно в Синсайбаси. Впрочем, я вряд ли смог бы поведать репортерам что-нибудь интересное, к тому же ты знаешь, как я боюсь телевизионных камер.

Я вошел через боковой вход, миновал травматологию и реанимацию и поднялся в хирургическое отделение. По пути к госпоже Танаке я прошел мимо спящих пациентов: закутанные, словно мумии, в белые простыни, они оглашали палату согласным храпом, фырканьем и сопением. Последним писком моды здесь были шины на шеях. Доктор Оно разрешил нам с Наоко круглосуточный доступ в палату госпожи Танаки – он считал, что она может воспринимать знакомые голоса, поэтому мы должны постоянно разговаривать с ней. Такой односторонний диалог являлся вопиющим нарушением обычного порядка вещей. Если госпожа Танака слышала нас, наверняка она была в отчаянии, что не может поделиться своими бесценными наблюдениями.

Наоко разговаривала с больной, когда я покидал пату – когда я вернулся, она продолжала все тот же нескончаемый монолог:

– Я приготовила дяде горячий пунш, а потом уложила его в постель. Ему сегодня досталось, поэтому я решила, что капелька бренди не повредит…

Помнишь, как яростно госпожа Танака негодовала, когда ее муж выпивал? Видимо, Наоко хочет, чтобы сильные эмоции разбудили тетушку. Бедная девушка совсем измучилась. Элегантная прическа деловой женщины превратилась в птичье гнездо, от слез лицо пошло красными пятнами. Наоко отвезла дядю на квартиру, которую снимала вместе с подругой, а затем примчалась в больницу, чтобы сидеть у постели тети. Наверное, за всю ночь она и глаз не сомкнула.

– Господин Сато! – воскликнула Наоко, заметив меня. – Вас не было всего пару часов! Этого недостаточно для хорошего сна.

– А сами-то, госпожа Танака? Сиделка сказала, что вы поехали отвозить дядю и обернулись меньше, чем за час.

Наоко вздохнула, пальцы девушки сжимали безжизненную руку больной.

– Посмотрите на нее. Увы, пока нет никаких улучшений!

Наоко была так измучена и взвинчена, что я заставил ее пойти на крышу и подышать свежим воздухом. Когда она ушла, я занял ее место на жестком пластмассовом стуле рядом с кроватью.

– Извините, что оставил вас, госпожа Танака, – неловко промолвил я. – Пришлось заниматься одним неотложным вопросом, связанным с работой.

Госпожа Танака выглядела неважно. К запястью крепилась иголка капельницы, из левой ноздри торчала трубка. Запавшие желтые веки и белый халат с разрезанными рукавами, в который переодели старушку, выглядели пугающе. Седые кудряшки примяты бинтом. Наверное, им пришлось сбрить часть волос на голове. Когда госпожа Танака проснется, она будет страшно возмущена.

В половине шестого палата начала проявлять признаки жизни. Болтая, уборщицы выгребали содержимое мусорных корзин. Тележка с бельем прогромыхала по коридору. Заметив, что солнце уже взошло, я раздвинул шторы, чтобы его живительные лучи, содержащие витамин Д, упали на госпожу Танаку.

– Что за чудесная погода для воскресенья! – заметил я с фальшивым воодушевлением.

Госпожа Танака неподвижно лежала на жестких белых простынях. Двигалась только жидкость в трубках Горло перехватило, комната поплыла перед глазами, я молча занял свое место у постели больной.