Сайт нашего города

Теперь этот портрет стоял в пионерской комнате за сломанными стендами. Одним глазом он смотрел на меня, а другим указывал куда-то в сторону. Я посмотрела по направлению этого взгляда и увидела на каком-то плакате волка из «Ну, погоди!» с изломанным окурком в пасти. И вдруг меня осенило, как надо изобразить Ленку Измайлову!

– То, что надо! – обрадовался Лукрецкий, когда увидел мою карикатуру в виде сутулого и лохматого существа в школьном платьице. – Совсем другое дело. Надо ещё какую-нибудь подпись придумать.

– «Ни за что на свете не курите, дети», – предложила я на манер стихов Чуковского.

– Нет! – капризно возразил Гена. – Какие дети? Тут надо чего-нибудь посерьёзнее. М-м, так-так, э-э… Надо вот как: «Сегодня сигареты куришь, а завтра Родину предашь»!

Раньше любой проступок приравнивался к предательству Родины. Даже не проступок, а любое негативное явление воспринималось именно в таком ракурсе. В годы юности моих родителей ходила присказка, что «сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст». Трудно оставаться нормальным, осознавая тот факт, что в нашей стране совсем недавно многие люди преследовались за то, что сейчас происходит на каждом шагу, что совсем недавно человека могли упечь на несколько лет в тюрьму за какой-нибудь безобидный анекдот, который сейчас можно найти в любой газетёнке.

– Не пойдёт, – возразила член редколлегии Надя Соболева. – «Предашь» не рифмуется с «куришь», а надо в рифму как-то.

Все стали искать рифму к слову «куришь», как чеховские герои вспоминали лошадиную фамилию.

– «Сегодня ты, зараза, куришь, а завтра ты не отдежуришь!» – придумал Димка Виртанен, и все захохотали.

– «Сегодня сигареты куришь, а завтра Родину забудИшь!» – робко предложила Инна Бородина.

– «Сегодня много куришь, а завтра лоб свой хмуришь», – пришло что-то совсем безыдейное на ум Соболевой.

– «Тем, что ты так много куришь, ты себя лишь только дуришь!» – выдал ещё один поэтический перл неугомонный Димка.

– Нет, не то, не то! – болезненно морщился Лукрецкий.

– «Ты очень много куришь-куришь, глаза свои от дыма щуришь», – произнёс Ромашкин, после чего мы долго умирали со смеха.

– «Лена много так курила, что уроки все забыла», – вставила и я свои пять копеек.

– «Тем, что ты, Елена, куришь, мальчиков плохих охмуришь», – строго констатировала староста Светка Ерёмина.

– В «охмуришь» ударение падает на последний слог, – назидательно поправила её Надя Соболева.

– Ну и что! – не сдавалась Светка. – А у нас ударение будет падать там, где нам надо!

– Да не то, всё равно не то! – перебил их спор Генка. – И вообще, что это за слова такие: «мальчики», «охмуришь»? У нас же школьная стенгазета, а не жёлтая пресса! Надо, чтобы было обращение ко всем, а не только к Измайловой. И обязательно про предательство Родины как-то упомянуть. Обязательно!

Все мучительно задумались. Эти думы прервал вожатый Слава, который зашёл в пионерку за каким-то стендом.

– Слава, Слава! – начали его осаждать. – Придумай нам рифму на слово «куришь». Нам надо закончить фразу «Сегодня сигареты куришь, а завтра Родину…», а что дальше? Что дальше-то можно с Родиной сделать?

Славка закатил свои хитрые глаза, несколько секунд думал, а потом с чувством произнёс:

– «Сегодня сигареты куришь, а завтра Родину профуришь».

– Конгениально! – щёлкнул пальцами Генка.

Наконец-то с карикатурой было покончено, и все стали расходиться по домам.

– Не забудьте, что завтра надо посетить ветеранов, а послезавтра сдать рассказ о каком-нибудь подвиге, – предупредил Лукрецкий, проглатывая на ходу засохший с обеда бутерброд.

На улице слякоть. Только бы завтра было тепло и солнечно, а то на первомайскую демонстрацию падал снег. Наш класс должен был идти в колонне юных физкультурников в лёгких спортивных костюмчиках с разноцветными флагами в руках. Это было так красиво, когда мы репетировали: весна, солнце и свежий ветер, как пойманная птица, бьётся в яркой материи флага! Но что-то небу не понравилось в такой красоте, и когда я проснулась утром первого мая, то увидела огромные хлопья снега, которые стремительно пролетали за окном. И я ругала этот холодный и равнодушный мёртвый снег, который так беспардонно и нагло искомкал прекрасную нежную весну.

– Ты чего? – ужаснулись родители, когда я надела спортивный костюмчик. – Никуда не пойдёшь в таком виде!