– Да. Не в том смысле, когда человек хнычет на каждом шагу без повода, а когда понимает, что умеет чувствовать, сопереживать. Это значит, что душа его не зачерствела окончательно, что она ещё всё-таки живая, оказывается. Я-то думал, что сердце у меня высохло за войну от ненависти и ничего уже не воспринимает, а оказалось, что оно чувствует всё, – задумчиво сказал Вишневский, но тогда мы его совсем не поняли.
Мы помолчали, а Платон потянулся и вышел на улицу через окно, как и положено истинному коту.
– Ну, что мне ещё вам рассказать? – улыбнулся Михаил Васильевич. – Чувствую, что не получится у вас героический рассказ с моих слов. Давайте, я вам лучше про волка расскажу.
– Про какого волка?
– Про такого, который в лесу живёт. Было это близко отсюда: мы тогда отступали. И прижали нас к самому лесу. Был бой, потом всё стихло. Я и ещё два солдата пошли осмотреться на местности, что да как. Вдруг видим: волчонок маленький скулит над мамкой своей и братьями: видимо во время обстрела в волчье логово граната попала. Все погибли, а один волчонок остался. Тыкается носом в бок мёртвой матери и скулит. И так мне его жалко стало, даже не ожидал от себя такой жалости. Думаю, людей каждый день убиваем, а жалости никакой не чувствуем, да и они к нам тоже. А тут какой-то махонький кутёнок – и такая жалость. Что, говорю, и ты пострадал от войны проклятой. Взял его за пазуху, да так и ходил с ним несколько дней. Он к людям присмотрелся, подрос и стал повсюду за нами ходить. А зима была морозная. Во время войны зимы вообще, как никогда морозные были, словно сама природа против войны восстала, чтобы таким холодом остудить горячие головы людей. Словно хотела выморозить немцев из нашей страны, как из одежды паразитов вымораживают. Немцы-то ужасно от морозов страдали, хотя у них питание и обмундирование лучше нашего были. Мы как языка ни возьмём, он первым делом причитать начинал, как, мол, у вас в России холодно-то, какие же они дураки, что сюда сунулись. А мы говорим, что и сами не знаем, чего им не сиделось в своей тёплой Германии… А волчонок жил с нами в блиндаже. Он уж и не волчонок был, а настоящим волком стал. Крупный, красивый такой зверь. И однажды заснули мы все: усталость сказалась, потому что несколько месяцев уже нормально не спали. А, как потом выяснилось, к нам немцы подкрались.
– Ой! – сказали мы.
– И волк начал рычать, нас за руки-ноги хватать, чтобы мы проснулись. Мы-то проснулись, но понять ничего не можем. А волк мечется по блиндажу, скулит тихо так. Смекнули мы, что-то неладно, на всякий случай к бою приготовились. Осторожненько вышли, немцы не успели нас окружить. Уж не помню, сколько тогда наших погибло, но отбились мы. Я спохватился, что волк пропал куда-то. Звал его, звал, а он тявкает где-то поблизости. Пошёл на его голос, а он прижал к дереву немца какого-то и страшно рычит на него. Тот не жив, не мёртв от страха, даже автомат свой выронил. Вот так наш волк языка взял. Я потом думал, что же это за война была, что даже звери в ней участие приняли?..
– А потом что с ним стало?
– Потом мы уже наступали и уходили с тех мест. Волк всё рядом с нами шёл, а когда граница леса закончилась, он остановился как вкопанный и долго-долго вслед нам смотрел. Словно сказать хотел: «Это мой лес, нельзя мне отсюда уходить». Я потом оглянулся, когда мы далеко ушли, а он всё смотрел на нас. И вдруг морду к небу поднял и так протяжно завыл, что очень мне горько стало… Вот так, дети. Я вам что ещё хочу сказать. Героизм не в войне, а в том, чтобы жизнь без войны прожить. А для этого надо учиться хорошо, работать по призванию, обустраивать жизнь в своей стране, чтобы людям было в ней уютно. И все силы надо приложить к тому, чтобы войн никогда больше не было. Вам надо быть на своём месте, как мы были на своём. Делайте всё для жизни и не слушайте тех пустобрёхов, которые войной восхищаются. Они и не знают о ней ничего! Кто