Сахара

Километрах в шестидесяти от алжирского пограничного пункта приходится остановиться. Уже за несколько километров я видел на горизонте маленькую точку, не сопровождаемую облаком пыли. Это какая-то остановившаяся машина. Чем больше мы приближаемся, тем его форма кажется мне более странной. Слишком квадратная для грузовика, и слишком большая для легковой машины. Первым догадывается Кара.

— Авария, шеф.

Это первая авария, которую я вижу в Танезруфте, посреди равнины, где нет каких-либо помех. Тем не менее, приходится согласиться с фактом грузовик лежит на боку.

Вокруг валяются вылетевшие из разорванных мешков финики, переднее стекло разбито. Каким образом водитель перевернулся? Я так никогда этого не узнаю.

Вместе с Карой подходим к небольшой группе явно шокированных пассажиров. Все произошло буквально только что. Люди расступаются, и я вижу, что на земле лежит человек. Это водитель, алжирец, которого я не раз встречал. Рана препаршивейшая. Лицо у парня бледное, он тяжело дышит. Песок под рукой покраснел от крови. Приоткрываю платок и кривлюсь. Совсем гадко. Открытый перелом предплечья. Из мяса торчит кость, а кровь льет ручьем. В ране полно песка. Чтобы спасти парня, необходимо действовать быстро, потому что в пустыне раны молниеносно загнивают. Жара все только усугубляет, и через пару часов смерть неизбежна. Успокаиваю пассажиров, которые начинают говорить все одновременно. Если не считать мелких синяков, никто, вроде бы не ранен.

Прежде всего, самое срочное. Делаю зажимающую перевязку и укол морфия. Если не считать ящиков с витаминами и аспирином, в нашем конвое никаких других лекарств нет, даже банальной аптечки.

— Шотар, давай погрузим парня в «пежо». И на полном газу лети в Бордж-Мокта, пока он не отбросил коньки.

— Не могу, Чарли. Я не выношу вида крови. Боюсь, что просто потеряю сознание.

— У тебя, и вправду, куча достоинств. Капоне, помоги уложить парня ко мне в грузовик, только осторожно. Ага, брось какое-нибудь одеяло, чтобы не завожгать все кровью. Шотар, отправляйся первый и предупреди санитара, что у нас тяжелораненый. Валлид, сможешь поднять грузовик?

— Попробуем тросами.

В то время, как Капоне, с помощью еще трех человек, укладывает раненого в мою кабину, остальные сразу же берутся за дело.

Неизвестно откуда извлекаются тросы и привязываются к перевернувшемуся грузовику и к белому мерседесу Валлида, который постепенно отъезжает до того самого момента, когда тросы натягиваются. После этого он выжимает газ. Меседес воет, грузовичок колышется, приподнимается и всем весом падает на колеса.

Пока отвязывают тросы, приказываю выдать еду и воду двум помощникам из разбитой машины. Владельца, торговца из Гао, я знаю и сообщу ему. Пока же помощники, которые водить не умеют, подождут на месте, возле грузовика. Ожидание может продлиться и несколько недель, но они не обеспокоены, поскольку уже привыкли к подобным ситуациям. Пассажиры рассаживаются на моих грузовиках, после чего мы на полной скорости катим в Бордж-Моктар. Когда мы проезжаем по «стиральной доске», раненый начинает постанывать. Я чуточку притормаживаю, но ехать надо быстро, если мы желаем спасти парня. Впрочем, независимо от скорости, грузовик и так подскакивает на каждой выбоине. У невезучего шофера открывается кровотечение.

Через несколько километров он начинает выть. Ха, этот лежащий рядом бедняга стал меня уже доставать. Он издает долгие, пронзительные стоны. Но на этой неровной дороге я все равно ничего для него сделать не могу.

Ну почему он не терпит молча? Его вопли, наряду с недостатком сна, действуют мне на нервы. Прошу Кару, чтобы тот попросил раненого помолчать. Ноль на массу! Моя раздраженность влияет на мое вождение, и я въезжаю на пригорок, чуть побольше остальных. Сам я подпрыгиваю до потолка, а Кара всей своей массой наваливается на раненого, который издает протяжный вопль. Совершенно разъяренный, я жму на тормоз, что бросает всех нас на переднее стекло.

Я выбрасываю из кабины все, что только попадается мне под руку. Нахожу промасленную тряпку и втискиваю ее раненому прямо в рот.

— Жуй, только не ной!

Во взгляде несчастного вижу только страх. Парень даже забывает про боль.

— Кара, объясни ему: я понимаю, что больно, тут как дважды два, но пускай помолчит. Молчать! Когда он тут вопит, я не могу вести машину.

И отправляюсь дальше, в то время как мой помощник переводит. Когда раненый в сознании, он издает из под кляпа только тихие стоны. Время от времени Кара дает ему пощечину, чтобы привести паря в себя. Повязка наложена паршиво, и кровь продолжает течь. В конце концов у алжирца не хватает сил даже на то, чтобы стонать. Всякий раз, когда он теряет сознание, Кара измеряет его пульс, после чего кивает, давая мне знать, что парень еще жив.

* * *

Уже почти ночь, когда я подкатываю под домик таможенников. Меня ожидает военный фельдшер и сразу же забирает раненого, который, к счастью, еще дышит.

Грузовик фрайеров из Гренобля все еще здесь. Я догнал их, несмотря на потерянное время.